Толстая книга авторских былин от тёть Инн
Шрифт:
Вий с нами, как лучший друже.
А снаружи его души
вовсе добро не ищи:
упёрся глазами в землю:
— На пашню мне надо, в деревню.
А нам, дуракам, нет и дела
что душа его захотела
чего-то или куда-то.
Сок желудочный урчит виновато
в отощавших брюхах.
— Может, вернёмся к старухе?
Попадья, она нас любила,
по праздникам токо и била.
— Не, глухих не пустит обратно.
Вот слух разыщем…
— Ай,
Чтож, побрели калеки дальше,
каждому встречному машем,
но от Вия народ врассыпную.
— Эх, баланду поесть бы какую!
— Ага, щас засеем и будем ждать.
Надо б к людям, там могут подать.
Вий:
— Вспахать — идея хорошая,
тут нет ничего такого и сложного
Ну, пока Вий земелечку пашет,
нам удача крыльями машет
с площадей торговых,
с приходов моргает пловом.
Мы плюнули на пашню Вия,
Лешего в лес отпустили
и одни побрели до народа.
А миряне на нас:
— Уроды!
— Зачем же так?
Ведь мы поём и пляшем,
вразнобой руками машем
да гундосим невпопад.
Но ответом — камнепад!
А в ближайшей богадельне
поставили нас к молельне.
Стоим, крест кладём неправильно,
бьёмся челом об завалинку
и ругаемся грозно матом
(попадья научила, не виноваты).
Выгнали нас. Куда идти?
Одни беды на пути.
— Может, всё-таки поле засеем?
К осени урожай поспеет.
Домишечко рядом поставим.
С Лешим в картишки вдарим.
— Ну не, мы к трудам непривычные.
Не для того ребята столичные
мамок родами тужили.
Мы знаем дороженьку нужную:
пойдём-ка до бабы Яги,
у той две костяные ноги,
сумеет здровье вернуть.
Нелогично, но по лесу прём, не свернуть!
Вий с надела своего нам машет,
соха в ручищах злобно пляшет.
Отвернулись, смотреть неохота,
не наша, то бишь, забота.
А вон и избушка бабы Яги.
Заходим. Ей встать не с ноги:
сидит, в карты с Лешим играет,
тот ей байки смешные баит.
Дураки:
— Помоги нам баба Яга!
— Эх, прячьтесь, поп едет сюда.
— А что ему надо, попу?
— Да что-то я и не пойму.
А поп пузом хлоп и заходит.
Дух язычества сразу уходит
и сияньем наполняется дом.
Мы ж в дальний угол ползём.
Поп
— Привет, старуха.
Чую, пахнет русским духом.
Никак, суп из мужланов варила?
Гореть в аду тебе! Говорил я?
— Чего припёрся, паразит?
А в аду уже горит
твоя больная печень.
И тут… вытаскивает бабка из печи
румяны, пышны калачи.
Дураки не сдюжили,
вывалились дружно,
хвать по калачу и в рот.
Поп на дурней пузом прёт:
— Вас то я везде и шукаю.
Попадья без холопов пропадает:
то ревёт, то плачет,
то песни орёт, то скачет,
посуда из рук у ней валится,
гости от скуки маются,
песни ваши поминают,
требуют дураков. Пытают,
мол, я вас сгноил куда-то.
Но я ж невиноватый!
Не, поп ни в чём не повинен,
даже если он колокол сдвинул.
Ему там на небе зачтётся,
мол, где тонко, там и рвётся.
Поп:
— Ну тогда собирайтесь,
в дом поповский верстайтесь,
платить обещаю исправно
едой, водою, а главное
про розги и вовсе забуду
колокольней пытать не буду.
— Мы бы рады,
да ни слуха у нас, ни зрения,
ни певческого настроения.
Вот припёрлись до бабы Яги,
просим ведьму: помоги!
Яга:
— Вам поможет лишь работа
да о стариках забота.
Говорят же вам, Виюшка пашет,
помогите ему. И краше
дураков не будет на свете,
только эти, эти и эти.
С тоской оглядели мы поле.
Нет, нам охота на волю.
Раз берёт поп обратно убогих,
так и быть, хватаем руки в ноги
и ковыляем за ним прямо в город.
Яга:
— А не лучше ли в прорубь?
Что б от вас природа отдохнула.
Всё, идите, я б давно уже уснула.
Вот едет на повозке поп,
а мы бегом за ним бегом топ-топ.
Поп:
— Встречай, жена, холопов!
Попадья:
— А ну картоху лопай.
И потекли дни наши серой струйкой,
мы колышемся сбруйкой
по поповскому дому:
всё примечаем, плохому
учим поповских ребят,
те молится уже не хотят.
Вместо нас детишки пляшут,
поют, метут, капусту квасят.
Да заговор плетут очень смелый:
— Как вишня в саду поспеет,
оборвать её всю без остатка,