Толстый на кладбище дикарей
Шрифт:
– Маловато. Аптечка в машине вместе с машиной и уехала.
Тонкий к тому времени уже закончил мастерить бумажную бомбочку. Нет, краски здесь не подойдут: акварель хорошо смывается, масло может запросто высохнуть, пока висит в бомбочке под потолком. А зеленка – вещь хорошая. С волос и кожи смоется не сразу, дня за три. За это время Тонкий успеет найти в деревне байкеров и хорошенько рассмотреть их зеленые физиономии. По шее, конечно, получить придется, но что поделаешь, начинающим оперативникам иногда приходится идти на жертвы.
Тонкий развел зеленку водой, залил все в бомбочку. Бомбочка из
Ленка оценила конструкцию и, как всегда, испортила всю лафу:
– Да, брат, если тете вздумается приспособить эту пещеру под ночной сортир – я тебе не завидую.
Тетя, кстати, до сих пор не вернулась.
Сидеть вдвоем и ждать тетю – занятие скучное, не то слово. Игральные карты, которые захватила с собой предусмотрительная Ленка, Толстый давно растащил-попрятал по всей палатке (крысы любят бумагу, особенно тузы), так что играть было невозможно. Слушать плеер вдвоем, сидя рядом, как два истукана, быстро надоело. Всякие города и шарады достали брата с сестрой так давно, что и вспоминать не хочется.
Тонкий вытащил мольберт и, скрепя сердце, принялся рисовать сестру. В сто первый раз за последний год, в миллионный за всю жизнь. Сидеть смирно за все это время сестра так и не научилась, дома Тонкий предпочитал рисовать более спокойного дедушку. Здесь выбора не было, хорошо хоть Ленка в этот раз на фоне моря – уже разнообразие.
– Хорошо придумал: стоишь себе, калякаешь, а я – сиди как памятник!
– Сиди как памятник, а?!
Сестра послушно замерла, но ненадолго:
– А кому, Сань? – Когда она говорила, у нее шевелилось все лицо и хвост на макушке. Как можно работать с такой подвижной натурой?!
– Себе! Нет, лучше не надо… дереву! Оно не шевелится. Или вороне с сыром на дереве – она молчит!
– Тоска! – проныла Ленка, но замолчала.
За спиной ее зеленел обрыв, а за обрывом – серая полоска моря. Чуть правее был виден маленький пятачок деревенского пляжа. На пляже сидел одинокий абориген, в очках, наверное: у его лица что-то поблескивало. Ага, и лицо у него инопланетянское с выдвигающимися глазами… Бинокль! Абориген пялился на Сашку в бинокль! Уже интересно…
– Извини! – Тонкий бросил кисточку и нырнул в палатку: где-то здесь был тетимузин армейский… Ага! Тонкий взял тетин бинокль, но вылезать не спешил. Два придурка на берегу, рассматривающие друг друга в бинокль – кадр для комедии, увольте. Тонкий лег на живот лицом к выходу и осторожно высунул бинокль наружу. Ленка загородила весь обзор.
– Лен, отойди!
– А что?
– Отойди!
Отошла. В глаза бросилась застиранная штормовка (жарко ведь!), грязные руки и лицо, наполовину закрытое биноклем. Нет, не знакомый шпион. Да у Сашки здесь знакомых не так уж много. Может, он тоже ищет саблезубого гоминида?
– Ты чего там делаешь, брат? – Ленка загородила ногами обзор и заглянула в палатку: – Чего шпионишь?
– Ничего. – Тонкий торопливо отложил бинокль
– Ленка осторожно покосилась назад и, понятно, ничего не увидела. Плюнула, развернулась всем корпусом…
– О! Шпиён! Саня, давай ему рожи корчить?
Идея была не дурна (А че он пялится?!), но начинающий оперативник знал: «Заметил слежку – не подавай виду». Может парень просто любопытствует, а может…
– Не надо, Лен. Мало ли что!
– Мало ли что? – возмутилась Ленка. – Мне, может, неприятно, когда за мной подглядывают!
– Мне тоже. Но если мы будем корчить рожи, мы его спугнем.
– А ты хочешь установить его личность и привлечь к ответу по всей строгости закона? – Сестренка явно развеселилась (парень с биноклем – хоть какое-то развлечение!) и теперь валяла дурака.
– Сядь и позируй! Я тебе буду говорить, что он делает. Сами будем за ним шпионить.
– Слушаю и повинуюсь.
Тонкий взял кисточку, но рисовать, понятно, уже не мог, все смотрел на парня. А парень смотрел на Тонкого. А может, и на Ленку или на палатку. Без бинокля-то не поймешь!
– Ну и что он делает? – спросила Ленка, честно не меняя позы. Даже хвост на макушке не шевелился – может же, когда хочет.
– Сидит и пялится. Коленку почесал.
– И долго он так будет сидеть?
– Ты меня спрашиваешь?
Вопрос был, конечно, интересный: что парень может рассматривать так долго? Ну посидел, полюбопытствовал, дальше пошел, а тут… Лагерь отдыхающих дикарей – не вражеский тыл, чтобы танки в нем пересчитывать… Нет здесь танков. Вместо гранат – камни и Ленкины ботинки. Вместо служебных собак – Толстый. Дрянь, короче, вооружение. Мы мирные люди, а наш бронепоезд поехал в деревню за водой.
– Отвернулся. Пошел дальше по пляжу… Все, из виду пропал. Ушел шпион, Ленка. Можешь расслабиться!
Зря он это сказал! Разочарованная Ленка тут же перестала сидеть смирно: она вертелась, болтала, шевелила ушами, носом и хвостом на макушке. В общем, вела себя так, что сразу понятно: человек позирует изо всех сил. Тонкий подумал, что портрет заканчивать придется уже в сумерках.
Глава VI
Где же тетя?
Сумерки накатили как-то быстро, и Сашка в очередной раз спохватился: где же тетя? Нет, поймите правильно: начинающий оперативник Александр Уткин, конечно, не такой дурак, чтобы переживать за старшего оперуполномоченного. Но если человек уезжает утром на пару часов, а уже вечер и человека все нет, о нем, согласитесь, стоит побеспокоиться. Ленка была того же мнения.
– Сань, не желаешь пойти тетю поискать?
Мысль, конечно, интересная, только:
– Где?
– Она сказала, что поехала в деревню…
– А что может случиться с ней в деревне?
Ленка пожала плечами:
– Могла, например, по дороге заглохнуть…
– А дорога одна! – согласился с ней Тонкий. – Только мы по ней пойдем, встретим заглохшую тетю и получим от нее втык.
– За то, что пошли одни…
– И оставили палатку.
– Да черт с ней с палаткой, кому она здесь нужна?! К морю же ходили! И тетя знала, что чистить этот котелок мы пойдем к морю, тут без песка не справишься…