Толстый против похитителя дракона
Шрифт:
Толстый давно привык, что некоторые как увидят его, так сразу орать. Леночкины вопли не помешали ему спокойно вскарабкаться по штанине, положить карандаш Леночке в карман и вернуться на стол к Сереге за следующим. Этого Леночкина душа не вынесла, и она повторила свою реплику:
– Крыса!!! Уткин!!!
– Мы оба здесь, – смиренно ответил Тонкий, перехватывая в прыжке верного крыса. – Простите его. Он просто животное.
– Грязное брутальное животное! – уточнил Андрюха и пошел чистить зубы.
Леночка проводила взглядом этого годзиллу-переростка, наверное, соображая, стоит ли разговаривать с человеком, который
– Спускайтесь завтракать. Расписание мастер-классов висит у дверей кафе. Разберетесь, кому куда надо. – И вышла.
Тонкий глянул ей вслед и подумал, что крысу она ему не то чтобы простила, просто сейчас, после кражи, как-то глупо жаловаться на то, что тебе, видите ли, подкладывают крыс. У администрации и у нее, Леночки, найдутся дела поважнее. Так что живи пока, Александр Уткин. Не до тебя сейчас.
Александр Уткин собирался на завтрак. Если Леночка не сказала ничего нового о краже, это не значит, что ничего нового нет. В столовой небось только и разговоров, что об этом. Надо поторопиться, пока все лучшие сплетни не расхватали.
Серега уже ходил у двери туда-сюда, недвусмысленно подбрасывая и ловя ключ. Андрюха наконец соизволил одеться. Для этого ему все-таки пришлось снять маску, но под дружные крики Тонкого и Сереги:
– Надень-надень обратно, мы без нее тебя не узнаем! – Он быстро обрел свой привычный вид.
Когда ребята спустились в столовую, свободных мест уже почти не осталось. Андрюха молча сунул Тонкому пустой поднос типа: «Не забудь про меня», – и пошел искать место. Сашка и Серый пристроились в хвост очереди.
Впереди стояла Светка с какой-то незнакомой девчонкой, которая, видимо, только что приехала или все минувшие сутки провела на Луне. Во всяком случае, она еще не знала, насколько здесь интересно. И Светка не замедлила ее посвятить:
– Так и не нашли, прикинь! Полночи по гостинице носились, устраивали всем допросы. Домой запретили уезжать, вообще покидать территорию гостиницы без воспитателя. А толку – ноль!
Девчонка почтительно кивала, Тонкий навострил уши. То, что оперативники всю ночь носились по гостинице, как зайцы, согласитесь, не новость. Он бы тоже носился, если бы у него были такие полномочия. Опрос свидетелей, опись-протокол, все дела. Волновало другое. Тонкий прикинулся валенком и заговорчески спросил:
– А говорят-то что?
– Ничего не говорят, – вздохнула Светка. Еще бы! Тонкий немного знал оперативников, эти, пожалуй, скажут! А Светка продолжила: – Но мне удалось узнать…
– Что?
– Что думают на Леночку.
– На нее? – Серега выглянул из-за Сашкиного плеча и уставился на Светку, наверное, не менее круглыми глазами, чем Тонкий. Его было можно понять. По крайней мере, Сашке в голову еще не приходило как-то связать кражу и Леночку. А может, зря?
– Ну сами подумайте. – Светка развернулась к очереди спиной, к ребятам лицом и пятилась всякий раз, когда очередь продвигалась хоть на полшага. – Подумайте, в лифте застрял кто? И что бы делал вор в форме монтера, если бы она там не застряла? Или вы думаете, что он действовал экспромтом? Он, наверное, телепат: шел мимо гостиницы, а тут: хопа! Поймал волну, узнал, что в лифте застряли, дай, думает, ограблю музей, переодевшись монтером! Так, что ли? – Светка торжествующе смотрела на ребят, ожидая
– Лифт могли специально испортить, – предположил Серега. – А там кого бог пошлет, тот и застрянет в нужное время.
– То есть его не просто испортили, а снабдили таймером? – ехидно спросила Светка. – А что? Нормальный современный подход. – Она уже вовсю глумилась и хихикала, а ее собеседница между тем подкинула светлую мысль:
– Народ, а электричество не мигало ли? Может, все гораздо проще?
Мысль была настолько свежа, что зависли все на добрых несколько секунд, пока не вспомнили очевидную вещь:
– Не! Мы же в комнате были. И свет уже горел электрический, ночь же была почти. Я бы заметил. – Тонкий вздохнул: не вышло. Хорошая была мысль.
– Ну хорошо, – не сдавался Серега, – а как насчет лампочек? Слышала, когда произошло ограбление?
– Когда раздался взрыв, – подхватила Светка. – Елкой ослепили камеру….
– А лифт застрял часом позже! – торжествующе заметил Серега. – Как это объясняют?
Светка вздохнула, сделала шаг назад, подвинув очередь, и посмотрела на Серегу как на дебила:
– Именно, Серый! Именно! Прежде чем передать наворованное сообщнику, это наворованное надо украсть.
– Не понял?
А Тонкий, кажется, понял. По-светкиному выходило ясно как день и вообще-то логично.
Леночка – воспитатель группы и в гостинице пребывает денно и нощно. Охрана и персонал ее знают, и никто не удивится, если ей, например, вздумается, нарядить елку лампочками с мощностью прожекторов, заглянуть в комнаты к художникам, пока их самих на месте нет… А что? Она воспитатель, это ее работа. И петарды подкинуть Лехе и Семену могла она. Взяла у дежурного ключик, наплела: «Здесь дети будут жить, хочу проверить, все ли в порядке», – да положила петарды куда надо. И кстати, когда раздался взрыв, на улицу она спустилась ой не сразу, гораздо позже остальных… Правильно. Потому что была в музее. Грабанула музей под шумок, потихоньку перетаскала фигурки в диван, стоящий в лифте. Диван большой, туда засунуть можно если не полмузея, но содержимое двух-трех витрин влезет точно. Сложила и ушла. Через часик, когда подрывников поймали, связалась с Монтером и «застряла» в лифте. Вор перехватил настоящего монтера, вошел в лифт, предварительно выгнав свидетелей, сложил награбленное в ящик…
Светка объясняла это все наивному Сереге, а очередь двигалась. Светка тоже двигалась, пятясь, толкая локтем поднос, задевая каблуками впереди стоящего. А очередь не резиновая, и так, рассказывая, Светка, в конце концов, допятилась до стеллажа с тарелками. Дальше рассказывать?
Быстрее всех среагировала Светкина собеседница: она успела перехватить в воздухе первые две тарелки. Третью схватил Тонкий, но она шустро выскользнула и оказалась под ногами. Спасибо, что не на голове, и еще спасибо от Толстого. Как всякое домашнее животное, он точно знал: если еда оказывается на полу, то она переходит в его полное распоряжение.