Толя, Коля, Оля и Володя здесь были
Шрифт:
Дядя Коля сказал, что не видит причин для веселья. Вообще, трудно придумать более дурацкую ситуацию. Теплоход качается в трехстах метрах — ботинок, извините, добросить можно. И еще минимум часа полтора будет качаться. А мы до него, оказывается, не можем добраться. Чушь какая-то собачья!
— Нет-нет, это, должно быть, недоразумение, — не поверил папа. — Сейчас занарядят какой-нибудь катер. Заведомо.
— Держи карман, — фыркнул дядя Коля.
Тут из темноты вынырнул протрезвевший сварщик Петя.
— Хватайте вещички, — мигнул
Совращенный Петей капитан все еще переживал свою уступчивость.
— Ну зачем я вас беру?! — рыдающим голосом причитал он. — Мне же на лов надо, паразиту… Ну, куда лезешь — молчи, я тебя спрашиваю?! Стой там, прыгай сюда!..
Сияющий, как новогодняя елка, сейнер медленно отходил от пустого причала. Один Петя стоял там, подняв плечи, и глядел нам вслед печальными добрыми глазами. Он вгорячах не успел одеться и теперь ежился в своем легком пиджаке.
Мы, спохватившись вдруг, стали кричать:
— Петя, милый, до свидания!
— Спасибо за все!
— Старик, мы напишем! Обязательно!
— Да ладно, чего там, — махал рукой Петя. — Счастливо!..
Тайфун «Трикси» здорово раскачал море. Длинные пологие волны медленно поднимали сейнер на высоту пятиэтажного дома, а потом он долго опускался вниз, отчего к сердцу всякий раз подступал противный тошнотворный холодок.
Теплоход был теперь совсем рядом. У борта его скрипел и хлюпал плашкоут, удерживаемый с одной стороны швартовами, а с другой — катером-буксировщиком.
Капитан наш опять запричитал. По каким-то суровым морским законам он не мог подойти к теплоходу — то ли не имел права, то ли боялся разбиться.
— Что делать будем, в семь бабушек?! — спрашивал капитан.
Мы не знали, что делать, и помалкивали. Тогда капитан по радии спросил об этом же диспетчера.
— Пересади их на «жучка», — ответила диспетчер. «Жучок» — маленький катеришко — болтался где-то поблизости.
Обрадованный капитан выскочил на палубу и закричал в рупор:
— Эй, на «жучке»!! Подойди к борту — сними пассажиров!
— Не подойду-у-у! — тоскливо донеслось с невидимого «жучка». — Расшибу-у-у-ся!
— Да кого тебе там расшибать, кого расшибать-то! — сердился капитан. — Подходи, чтоб тебе потонуть!.. Мне на лов надо, я план государственный срываю!
«Жучок» в конце концов подошел, о чем мы догадались по шварканью у борта.
— Ну, прыгайте, что ли! — крикнули с него.
Мы боязливо скучились на палубе, не понимая, куда же прыгать — за бортом был сплошной мрак.
— Прыгай, мешочники толстозадые! — рявкнули сзади, и мы посыпались вниз, в темноту, ударяясь о какие-то железяки и ящики.
— Все здесь, никто не промахнулся? — спросил Паганель и на всякий случай сделал перекличку.
Папа сказал, что еще один такой прыжок он, наверное, не перенесет. Нервы не выдержат. Заведомо. Только он это договорил, как раздалась команда:
— Эй, интеллигенция!
«Жучок» ткнулся носом в деревянный бок плашкоута, матросы дружно гикнули — и мы, не чуя под собой ног, перемахнули с катера на плашкоут.
— Вот это цирк! — охнул дядя Коля, хватаясь за сердце. — Всё?.. Или еще куда прыгать?
Дядя Коля не зря спрашивал: на плашкоуте страшно что творилось. Его поднимало набегавшей волной, несло куда-то вверх, на самом гребне он чуть задерживался и, грохнувшись затем в борт теплохода, проваливался обратно в пучину.
Все отъезжающие были давно на теплоходе, а все приехавшие — на плашкоуте, трап за ненадобностью подняли и теперь выгружали почту в большой веревочной сетке.
— Бойся! — яростно орал на оглушенных пассажиров краснолицый матрос с вытаращенными глазами, сам хватал сразу по два чемодана и отшвыривал их, готовя место для почты. Он один что-то понимал в этой неразберихе, знал, куда бежать и за что держаться.
— Что раскрылатились, как бабы?! — подскочил он к нам. — Давай на корму! Живо!
Ругаясь чудовищными словами, матрос погнал нас короткими перебежками в конец плашкоута, туда, где борт теплохода был заметно ниже.
— Потрясающе! — успел шепнуть Паганель. — Он же пьяный в дребезину.
— Плевать, — ответил дядя Коля. — Трезвый бы здесь не выдержал — свихнулся.
— Кто старшой? — спросил матрос на корме. Мы подтолкнули вперед Паганеля.
— Лезь! — приказал матрос.
— Куда? Куда лезть? — блуждая глазами, спросил Паганель. Борода его тряслась.
— Зашибу! — пригрозил матрос. — На борт лезь, салага! Договаривайся с капитаном!..
— Тогда отойдите все, — сказал Паганель. Плашкоут несло вверх. Паганель выждал момент, когда он на секунду застыл на гребне, подпрыгнул и, жалобно вякнув, упал животом на перила. Взметнулись и пропали его длинные ноги. Следом, едва не догнав их, гамкнули, сомкнувшись, борта.
— Один — ноль! — сказал матрос.
Паганель вернулся очень быстро. Потом уже мы узнали, что ни с каким капитаном он договариваться не стал, а просто обежал рысью вокруг теплохода.
— Давай! — крикнул Паганель. — Все в порядке! Настала очередь дяди Коли.
Бледный дядя Коля осенил себя трубкой, неуклюже, как-то боком кинулся вверх и повис на борту, уцепившись руками.
Паганель и еще какой-то подоспевший человек схватили его за шиворот — тяжело перевалили через борт.
Меня подавали наверх матрос и один его добровольный помощник из пассажиров. Обезумевшего от волнения папу нельзя было подпускать близко.
Первый раз они промахнулись: дядя Коля и Паганель не успели подхватить меня, только всплеснули руками.