Том 1. Авиация превращений

Хармс Даниил Иванович

24 августа 1933

«жил был в доме тридцать три единицы…»

Жил-был в доме тридцать три единицы человек, страдающий болью в пояснице. Только стоит ему съесть лук или укроп, валится он моментально, как сноп. Развивается боль в правом боку, человек стонет: «Я больше не могу! Погибают мускулы в непосильной борьбе. Откажите родственнику карабе…» И так, слово какое-то не досказав, умер он, пальцем в окно показав. Все присутствующие тут и наоборот стояли в недоумении, забыв закрыть рот. Доктор с веснушками возле губы катал по столу хлебный шарик при помощи медицинской трубы. Сосед, занимающий комнату возле уборной стоял в дверях, абсолютно судьбе покорный. Тот,

кому принадлежала квартира, гулял по коридору от прихожей до сортира. Племянник покойника, желая развеселить собравшихся гостей кучку, заводил грамофон, вертя ручку. Дворник, раздумывая о привратности человеческого положения, заворачивал тело покойника в таблицу умножения. Варвара Михайловна шарила в покойницком комоде не столько для себя, сколько для своего сына Володи. Жилец, написавший в уборной «пол не марать», вытягивал из-под покойника железную кровать. Вынесли покойника, завернутого в бумагу, положили покойника на гробовую колымагу. Подъехал к дому гробовой шарабан. Забил в сердцах тревогу громовой барабан.

1933

Часовой и Барбара

Запутался в системах черных знаков И помощи не вижу. Мир шатается.

Часовой:

Теперь я окончательно запутался. Не нужен ум и быстрая смекалка? Я в мыслях щепки нахожу, а в голове застряла палка, отсохли ноги на посту, из рук винтовка падает… Пройдешь с трудом одну версту, и мир тебя не разует. Я погиб и опустился, бородой совсем оброс, в кучу снега превратился, победил меня мороз.

Барбара:

Часовой!

Часовой:

Гу-гу!

Барбара:

Часовой!

Часовой:

Гу-гу!

Барбара:

Часовой!

Часовой:

Гу-гу!

Барбара:

Я замерзаю!

Часовой:

Обожди, помогу! Обожди мою подсобу.

Барбара:

Что же ты медлишь?

Часовой:

Я из будки вылезаю.

Барбара:

Ах, спаси мою особу!

Часовой:

Двигай пальцы на ногах, чтоб они не побелели. Где ты?

Барбара:

Гибну!

Часовой:

Гибнешь?

Барбара:

Ах!

Часовой:

Тут погибнешь в самом деле!

Барбара:

Уж и руки, словно плеть…

Часовой:

Тут недолго околеть. Эка стужа навернула! Так и дует и садит! Из-за каждой снежной горки зимних бурь встают подпорки, ходят с треском облака, птица в тоненьком кафтане гибнет, крылышки сложив… Если я покуда жив, то шинель меня спасала да кусок свинного сала.

Барбара:

Отмерзают руки-ноги, снежный ком вползает в грудь. Помогите, люди-боги, помогите как нибудь!

Часовой:

Ну чего тебе, злодейка? Эка баба закорюка! Ну

и время! Вот скамейка. Посижу — да покурю-ка.

<август> 1933

«О том никто не скажет фразы…»

О том никто не скажет фразы что не имеет, как Венера, фазы К тому никто не стукнет в дверь кто с посетителем как зверь

1 сентября 1933

«Я понял будучи в лесу…»

Я понял, будучи в лесу: вода подобна колесу. Так вот послушайте. Однажды я погибал совсем от жажды, живот водой мечтал надуться. Я встал, и ноги больше не плетутся. Я сел, и в окна льется свет. Я лег, и мысли больше нет.

2 сентября 1933

«подбегает он ко мне…»

Подбегает он ко мне говорит: «останься тут» подъезжает на коне он под мышкой держит кнут. Говорит: «останься здесь» он подходит зол и пешь с головы до пяток весь улыбнувшись молвил: «ешь».

<2 сентября 1933>

«Захлопнув сочиненья том…»

Захлопнув сочиненья том я целый день сидел с открытым ртом. прочтя всего пятнадцать строк я стал внезапно к жизни строг.

<Сентябрь 1933>

Приказ лошадям

Для быстрого движенья по шумным площадям пришло распоряженье от Бога к лошадям: скачи всегда в позиции военного коня, но если из милиции при помощи огня на тросе вверх подвешенном в коробке жестяной мелькнет в движеньи бешеном фонарик над стеной, пугая красной вспышкой идущую толпу, беги мгновенно мышкой к фонарному столбу, покорно и с терпением зеленый жди сигнал, борясь в груди с биением, где кровь бежит в канал от сердца расходящийся не в виде тех кусков в музее находящихся, а виде волосков, и сердца трепетание удачно поборов, пустись опять в скитание покуда ты здоров.

3 сентября 1933

«Вошла Елизавета…»

Вошла Елизавета в большой, прекрасный дом центрального Совета. Вошла с открытым ртом.

<сентябрь 1933>

О водяных кругах

Нуль плавал по воде. Мы говорили: это круг, должно быть, кто-то бросил в воду камень. Здесь Петька Прохоров гулял — вот след его сапог с подковками. Он создал этот круг. Давайте нам скорей картон и краски, мы зарисуем Петькино творенье. И будет Прохоров звучать, как Пушкин. И много лет спустя подумают потомки: «Вот Прохоров когда-то, должно быть, славный был художник». И будут детям назидать: «Бросайте, дети, в воду камни. Рождает камень круг, а круг рождает мысль. А мысль, вызванная кругом, зовет из мрака к свету нуль».

«На коня вскочил и в стремя…»

На коня вскочил и в стремя ногу твёрдую вонзил Пётр Келлер. В это время сверху дождик моросил. С глазом шорою прикрытым в нетерпенье конь плясал и подкованным копытом дом и площадь потрясал. На крыльце Мария с внуком тихо плакали в платок, и сердца их громким стуком отражались в потолок.

25 сентября 1933