Том 1. Ганц Кюхельгартен. Вечера на хуторе близ Диканьки
Шрифт:
ВД1 — „Вечера на хуторе близ Диканьки. Повести, изданные пасичником Рудым Паньком“. Первая книжка. СПб., 1831. Вторая книжка, СПб., 1832.
ВД2 — „Вечера на хуторе близ Диканьки. Повести, изданные пасичником Рудым Паньком“. Часть первая. Часть вторая. Изд. второе. СПб., 1836.
П — „Сочинения Николая Гоголя“. Том первый: „Вечера на хуторе близ Диканьки“. СПб., 1842.
Тр — „Сочинения Н. В. Гоголя“. Том первый: „Вечера на хуторе близ Диканьки“. М., 1855.
РМ8 —
ОЗ — „Отечественные Записки“ 1830, февраль, № 118, стр. 238–264; март, № 119, стр. 421–442.
РМ8 — Черновой автограф. Публичная библиотека СССР им. В. И. Ленина. Москва.
РЛ5 — Черновой автограф. Институт литературы Академии Наук СССР. Ленинград.
РМ4 — Черновой автограф. Публичная библиотека СССР им. В. И. Ленина. Москва.
В настоящем издании „Вечера на хуторе близ Диканьки“ печатаются по тексту ВД2, с отдельными исправлениями по автографам („Сорочинская ярмарка“, „Майская ночь“, „Пропавшая грамота“, „Ночь перед Рождеством“), первому изданию „Вечеров“ 1831–1832 гг., первому тому „Сочинений“ 1855 г. („Сорочинская ярмарка“) и с учетом текста первого тома „Сочинений“ 1842 г. В отделе „других редакций“ целиком воспроизводятся журнальный текст „Вечера накануне Ивана Купала“ по ОЗ и черновые редакции „Сорочинской ярмарки“, „Майской ночи“, „Пропавшей грамоты“ и „Ночи перед Рождеством“ — по автографам.
„Вечера на хуторе близ Диканьки“ печатаются в том составе и в той последовательности самих повестей и обрамляющих их материалов („Предисловия“, „Словарики“), в каком этот сборник был напечатан при жизни Гоголя во втором отдельном издании 1836 г. В приложения отнесены: не воспроизведенный в 1836 г. беллетризованный список „Опечаток“ к первой книжке „Вечеров“ издания 1831 г., „Предисловие“, предпосланное I тому „Сочинений“ 1842 г., а также связанный с работою Гоголя над „Вечерами“ черновой отрывок „Я давно уже ничего не рассказывал вам…“
Для семи повестей из общего числа восьми, составивших обе части „Вечеров“, последний авторитетный авторский текст дает отдельное издание 1836 г. — этот текст и взят в основу настоящего издания. Поправки, сделанные Н. Я. Прокоповичем в первом томе „Сочинений“ 1842 г., согласно общим принципам издания, в текст не вводятся. При жизни Гоголя было отпечатано и просмотрено им 9 листов первого тома второго собрания „Сочинений“, „Вечера“ обрываются в них на половине повести „Ночь перед Рождеством“ (на словах: „Прощайте, братцы!“ кричал в ответ кузнец: „даст бог увидимся на…“, см. стр. 221, 28* настоящего тома). Разночтения с предыдущими изданиями, представляемые здесь повестями „Вечер накануне Ивана Купала“, „Майская ночь“, „Пропавшая грамота“ и первой половиной „Ночи перед Рождеством“, вполне аналогичны по своему характеру правке Н. Я. Прокоповича в „Сочинениях“ 1842 г. Эти разночтения отражают, повидимому, корректорскую работу М. Н. Лихонина, и их авторитетность была справедливо взята под сомнение уже первыми редакторами критических изданий Гоголя. В настоящем томе разночтения издания „Сочинений“ 1855 г. в основной текст перечисленных повестей, как правило, не вносятся.
История авторского текста первой повести „Вечеров“, „Сорочинской ярмарки“, представляет большую сложность, чем семи последующих. Гоголь просмотрел ее, повидимому, гораздо внимательнее, чем остальные повести, и внес целый ряд существенных стилистических исправлений. Пренебречь ими, разумеется, нельзя, но вместе с тем нельзя признать текст издания 1855 г. авторитетной авторской редакцией „Сорочинской ярмарки“: в нем сохранились нивелирующие своеобразие языка писателя исправления Н. Я. Прокоповича, а правка Гоголя сочеталась с правкой М. Н. Лихонина (см. об этом подробнее ниже, в соответствующем разделе комментария). Поэтому в настоящем издании и для „Сорочинской ярмарки“, как для остальных семи повестей „Вечеров“, был взят в основу текст отдельного издания 1836 г., а по первому тому „Сочинений“ 1855 г. были внесены только те исправления, которые могут быть с полной убедительностью приписаны Гоголю. При этом оказалось легко выполнимым и полное устранение правки Н. Я. Прокоповича, так как авторские исправления на них не налагались.
Таким образом, текст „Вечеров на хуторе близ Диканьки“, очищенный от посторонней правки, дается в настоящем издании в последней по времени авторской редакции, а работа писателя над первым циклом своих повестей документируется полным воспроизведением всех сохранившихся черновых рукописей и сводом вариантов.
История и хронология создания „Вечеров на хуторе близ Диканьки“ может быть восстановлена только в самых общих чертах. Скудные и туманные упоминания в письмах Гоголя и беглые записи материалов, использованных в повестях,
Возникновение замысла, если не самого цикла, то отдельных вошедших в него повестей, следует отнести, вероятно, уже к первым месяцам пребывания Гоголя в Петербурге, то есть к началу 1829 г. Осмотревшись в столице и связавшись с жившими здесь земляками, Гоголь обнаружил и в литературных и в более широких общественных кругах живой интерес к фольклорным и этнографическим материалам, в частности украинским. Естественно, что именно в это время Гоголь, уже значительно охладевший к ранним стихотворным опытам, мог задаться мыслью использовать в литературной работе свое знание быта, сказаний и песен родной Украины. Между тем, осведомленность писателя носила весьма общий характер, и недостаточность запаса конкретных сведений обнаружилась, как только он приступил к осуществлению своих замыслов. Для сбора на месте нужных материалов Гоголь был принужден обратиться к помощи матери, сестры, а через них к более широкому кругу своих родных и знакомых.
Запросы об „обычаях и нравах малороссиян“ появляются в письмах к матери от 30 апреля и 22 мая 1829 г. — эти два письма и служат первыми документальными свидетельствами о начале работы Гоголя над повестями, составившими позднее „Вечера на хуторе близ Диканьки“; в письме от 22 мая отмечается: „Я думаю, вы не забудете моей просьбы извещать меня постоянно об обычаях малороссиан. Я всё с нетерпением ожидаю вашего письма. Время свое я так расположил, что и самое отдохновение, если не теперь, то в скорости, принесет мне существенную пользу“. Характерно, что только в двух первых цитированных письмах к матери Гоголь конкретно указывает, какие именно сведения ему нужны („описание полного наряда сельского дьячка“, „подробное описание свадьбы“, „о некоторых играх, из карточных: у Панхвиля…“ и т. д.). В последующих письмах такие конкретные требования исчезают, но на разные лады вариируется более общего характера просьба доставлять сведения „о поверьях, обычаях малороссиан, сказках, преданьях, находящихся в простонародьи“ (см. письма от 24 июля и 12 ноября 1829 г., 2 февраля и 2 апреля 1830 г.). Создается впечатление, что Гоголь, начав свои запросы с выяснения отдельных деталей, потребность которого назрела в ходе разработки определенных тем, перешел затем к широкой заготовке материалов, которые в свою очередь могли подсказать темы, дать сюжеты для повестей. Именно к сообщениям сюжетного характера возрастает его интерес. Мать он просит тотчас же написать, „если где-либо услышите какой забавный анекдот между мужиками в нашем селе, или в другом каком, или между помещиками“; предлагает расспросить теток, „какие анекдоты и истории случались в их время — смешные, забавные, печальные, ужасные“. Уже одно это свидетельствует, что в замыслах Гоголя намечалась целая серия повестей. Туманные намеки в письмах также говорят об обширном труде, осуществление которого потребует долголетних занятий.
Если уже на первых стадиях работы, летом или даже весной 1829 г., возникал замысел „Вечеров“, как сборника повестей, то естественно напрашивается вопрос, чем Гоголь, кроме общей тематики, предполагал их объединить. Образ „издателя“ пасичника Рудого Панька, подсказанный, согласно сообщению Кулиша, П. А. Плетневым, возник позже, когда основная часть материалов обеих книжек „Вечеров“ была написана. „Предисловие“ уже post factum объясняло некоторую разнородность состава книги сообщением, что рассказчиков было несколько. На ранних этапах циклизация повестей могла слагаться вокруг образа рассказчика дьячка Фомы Григорьевича, гораздо органичнее связанного с отдельными частями повествования, чем фикции „панича в гороховом кафтане“ или любителя страшных историй. Ему приписаны три повести („Вечер накануне Ивана Купала“, „Пропавшая грамота“, „Заколдованное место“), сказовая манера изложения которых определялась проставленным при них подзаголовком „Быль, рассказанная дьячком ***ской церкви“. Так как первая из названных повестей является едва ли не самой ранней, а подробное „описание полного наряда сельского дьячка“, позже использованное для характеристики Фомы Григорьевича в „Предисловии“, Гоголь затребовал еще в письме от 30 апреля 1829 г., то можно высказать догадку, что уже в первоначальном замысле на этот образ возлагалась важная композиционная функция объединения отдельных повестей в цельный сборник. В этой связи следует отметить, что зачин „Вечера накануне Ивана Купала“ построен как введение к связной серии рассказов, общая тематика которых, полуисторическая, полуфантастическая, намечалась тут же. Однако предположение писателя не оформилось достаточно четко и не помешало ему переходить от сказа к „безличной“ форме повествования. К тому же намерение издать „Вечера“ книгой определилось вполне только в марте — апреле 1830 г., когда Гоголь, напечатавший „Вечер накануне Ивана Купала“ в „Отечественных Записках“ и оставшийся недовольным редакторскими приемами П. П. Свиньина, прекратил публикацию повестей в журналах.