Том 1. Кондуит и Швамбрания. Вратарь Республики
Шрифт:
На третий день своего приезда Дина, к нашему восторгу, прищемила теткам хвосты, то есть подолы. Она накинулась на них, что они старорежимно воспитывают нас. Она говорила, что это преступление – не давать выхода общественным чувствам, которые кипят и бурлят в нас.
– Правильно, – согласился Оська, – у меня тоже иногда, ох, бурлят чувства!.. Особенно после тыквенной каши.
Дина стала тискать Оську и объяснять ему, что он не совсем понял ее, но это ничего. Спор продолжался. Тетки заявили, что они давно уже отступились от нас, что мы попали во власть улицы и большевизма, а это, по
– Я забыла, кажется, рассказать, – сказала Дина, – что меня приняли в партию. Я коммунистка.
– Без пяти минут? – язвительно спросил Оська.
– Нет, уже без году неделя, – смущенно, но весело отвечала Дина.
Тетки молчали, разинув рты. Потом рты осторожно закрылись.
– Дорогие кузнечики, – сказала вскоре Дина, – широкие просторы открылись для вашей энергии и фантазии. Но будьте общественны, дорогие кузнечики. Пора!
Она была назначена помощницей Чубарькова и заведующей детской библиотекой-читальней.
Тетки определили детскую библиотеку так: общедоступной детской библиотекой называется узаконенный рассадник болезнетворных микробов, которые в обилии содержатся в старых книгах, заношенных, как белье старьевщика.
А Дина мечтала о библиотеке так:
– Это не просто прилавок, кузнечики, не просто пункт раздачи книг. Детская библиотека – это будет главный штаб ученья и воспитания ребят вне школы… Любимый ребячий клуб. Каждый – сам хозяин. Научим книжку уважать… Ох, кузнечики, мы такую красоту разведем, куда вашей Швамбрании! Все ребята к нам запишутся… Вот увидите.
Но, чтоб разводить красоту, понадобилось прежде всего расширить помещение библиотеки. Требовалось занять соседние комнаты. Там продолжали жить какие-то буржуи, хотя Уотнаробраз давно приказал их выселить. Дина решительно приступила к выселению. Она захватила для храбрости меня. Заодно я мог начать работу в библиотеке.
Я застал Дину проверяющей каталог и книжные формуляры. Кругом нее сидели оборванные ребятишки. Я узнал многих уличных врагов, худеньких привокзальных ребят, коренастых ребят и девочек с Бережной улицы, где жили рыбаки с Сазанки, парней с консервного и костемольного. Одни из них помогали надписывать карточки, другие подклеивали разорванные книги, третьи, стоя на стремянках, устанавливали книги на полках. Все работали с веселой и в то же время сосредоточенной поспешностью. Это была первая ребячья книжная дружина, организованная Диной. Дину ребята, видно, уже успели полюбить. Они беспрерывно теребили ее всяческими расспросами.
– Донна Дина, а Донна Дина! – спрашивала востроносенькая девчурка в огромной шали, завязанной на спине. – Донна Дина… кто это такая – хижина дяди Тома?
– Донна Диновна, – кричал кто-то со стремянки, – Лермонтов – это город или название книги?
– Вот, ребята, примите еще помощника, – сказала Дина, указывая на меня. – Ухорсков, запиши-ка его.
Меня внутри немножко покоробило. Я вовсе не собирался быть тут каким-то второстепенным подручным. Я полагал, что меня пригласили на роль предводителя. Однако
– А мы тебя знаем, – сказали ребята, – ты врачов сын… Тебя не заругают, что ты с нами?
– При чем тут заругают? – обиделся я. – Теперь весь народ равный.
Высокий и скуластый дружинник, по фамилии Ухорсков, подошел ко мне.
– А ты чем хочешь быть, когда вырастешь? – спросил Ухорсков. – Тоже доктором?
– Я хочу быть матросом революции, – сказал я.
– Хорошее дело, – сказал Ухорсков. – А я мечтаю летчиком.
Пришел комиссар Чубарьков. Мы давно не видались с ним и оба обрадовались.
– Ого! Подрастаешь, поколение! – сказал комиссар, ласково оглядывая меня. – Ну что, папан с фронта пишет?
И мы пошли выселять. К моему ужасу и конфузу, выселяемые буржуи оказались близкими родными Таи Опиловой, и сейчас Тая сидела здесь же, на сундуке. Я ощутил минутное замешательство. Тая смотрела на меня с презрением, негодованием, укоризной… Как только она еще не смотрела! Мне захотелось плюнуть на все и смыться.
– А еще докторов сын! – сказала Тая.
И это спасло меня.
– Лучше быть докторовым сыном, чем буржуевой дочкой! – обозлился я.
– Точка! – закричал комиссар. – Отбрил, и ша.
Ухорсков опять подошел ко мне. Он сказал шепотом:
– Приходи вечером на газетный кружок. Председателем тебя выберем. Ты боевой стал.
– А раньше-то ты меня знал? – удивился я.
– И очень ясно, что знакомый был, – отвечал Ухорсков. – Ты вот меня только не признал. А я, помнишь, вам таз лудил, ведро починял. Фектистка я. Теперь в детдоме живу. У хозяина струмент реквизировал. И зажигалки делаю. Хочешь, тебе пистолетом сделаю? Чик – и огонь.
– Я некурящий.
– Ну, бандитов пугать пригодится.
Я смотрел на высокого, уверенного Ухорскова и с трудом узнавал в нем робкого ученика жестянщика. Неужели же это тот самый Фектистка, на тощей спине которого мы когда-то впервые разглядели знаки различия между людьми, делающими вещи и имеющими их? У него теперь фамилия была!
На улице, у выхода из библиотеки, меня поджидал комиссар.
Он взял меня под руку.
– Послушай, – сказал Чубарьков равнодушно, – эта самая… товарищ Дина… она тебе кто? Сестра, что ль?
– Ну, сестра, – отвечал я сурово. Но, чувствуя, что это нечестно, добавил в подветренную сторону, чтобы комиссар не слышал: – Двоюродная…
– Образованная, видать, – с неожиданной грустью сказал комиссар.
– Еще как образованная! – расхвастался я. – Почти высшее учебное чуть не окончила.
Комиссар вздохнул.
Нет! Меня не избрали председателем газетного кружка. Динка сказала ребятам, что я еще не вполне сознателен, люблю мечтать о всяком вздоре и еще чего-то там такое… Этого я уж никак не ожидал от нее!.. И председателем избрали Клавдюшку. Да, да! Ту самую Клавдюшку, которая принималась в швамбранские войны только на роли пленной.