Том 1. Ленька Пантелеев. Первые рассказы
Шрифт:
Опять это «мало ли что говорят»!..
«Значит, опять наврали?» – сердито подумал Ленька.
В тот же день Александра Сергеевна и Ленька перебрались из подвала в коридор. Устроились рядом с учительницей, имени которой Ленька никак не мог запомнить: звали ее Нонна Иеронимовна Тиросидонская. Из соседнего номера выкатили большую двуспальную кровать, где-то в другом этаже раздобыли подушки. В номерах гулял ветер, пахло дымом. И хотя подходить к окнам мать строго-настрого запретила Леньке, он успел все-таки увидеть темное, задымленное
Чай пили в ресторане. Теперь там даже днем царил полумрак, окна были заложены мешками с песком, только в одном окне наверху была оставлена узкая щель, в которую, как в тюремное окошко, скупо проникал уличный свет. Не было уже ни белых скатертей на столах, ни суетящихся официантов, ни хозяина за буфетной стойкой. Какой-то замухрыжистый старичок в грязном фартуке разносил по столам жиденький чай в стаканах без блюдечек и ложек. И все-таки в ресторане было всегда полно. За стенами бушевала гроза, а за столиками пили, ели, разговаривали, шутили, смеялись, спорили…
Иногда появлялся в ресторане старик Поярков. С деланной улыбкой, больше чем обычно выпячивая живот, позвякивая связкой ключей, проходил он мимо пустой буфетной стойки, смахивал с прилавка бумажку, ставил на место стул, поправлял клеенку на столе.
– Ну, как? Что нового? – спрашивали у него.
– Отлично, отлично, – говорил он, потирая осунувшуюся щеку.
Однажды он подошел к столику, за которым сидели Александра Сергеевна и Ленька.
– Ну что, как, чиж паленый? – сказал он, потрепав Леньку за ухо. – Страшновато небось?
– Нет, – ответил Ленька. – Мы пгивыкли.
– Вон как! Быстро вы…
– Мы из Петрограда, – с улыбкой объяснила Александра Сергеевна.
– Вон что? Значит, воробьи стреляные?..
Хозяин постоял, поиграл ключами и хотел уже идти, но вдруг повернулся к Александре Сергеевне и сказал:
– Да, кстати, сударыня… я хотел спросить… Вы тут на днях разговаривали с молодым человеком…
– С каким молодым человеком?
– А такой… блондин… высокий… в курточке вроде как у жирафа…
Ленька взглянул на мать и увидел, как изменилось, стало напряженным, суровым и холодным ее лицо.
– Ах, я понимаю, о ком вы спрашиваете, – спокойно сказала она. – Действительно, оказалось, что мы с ним старые знакомые – еще по Петрограду. Это двоюродный брат одной моей гимназической подруги – Мальцевой. Вероятно, вы знаете – известный фабрикант Мальцев.
– Ну как же!.. Хрусталь и посуда.
– Вот, вот… А почему, собственно, вы интересуетесь им?
– Да так просто. Личность показалась знакомой. А где же он тут проживает?
– Если не ошибаюсь, он живет у своего дяди, где-то на Казанском бульваре.
– А дядю его вы тоже знаете?
– Нет, дядю не знаю.
– Так. Ну, извините… Не темно вам тут, у этой баррикады?
– Нет, благодарю вас, ничего…
Хозяин поклонился и отошел к буфету. Ленька еще раз посмотрел на мать. Она сидела все с тем же, незнакомым ему, суровым и напряженным лицом. Он ничего не сказал ей и ни о чем
…В листовках и воззваниях, которые ежедневно выпускали мятежники, они сулили населению горы всякой благодати, сытую жизнь, вольную торговлю… На самом же деле они не смогли даже наладить снабжение обывателей продовольствием из тех запасов, которые в городе имелись. В Ярославле начинался голод.
Уже который день по-настоящему голодали и Александра Сергеевна с Ленькой. Тиросидонская, чем могла, делилась с ними, но ведь и у нее были не бог весть какие запасы. Горсточки сухарей, которую, краснея, брала у нее Александра Сергеевна, хватало лишь на то, чтобы, посасывая их вместо сахара, выпить два-три стакана чая. Но скоро и чаем стало нельзя напиваться вволю. В городе не стало воды.
Однажды утром Ленька проснулся и обнаружил, что матери возле него нет. Не было на месте и Нонны Иеронимовны. Он подремал еще полчаса или час, очнулся – их все не было. Забеспокоившись, он быстро оделся и пошел узнавать у соседей: не видел ли кто-нибудь его матери и старухи в круглых очках? Нет, никто не заметил, когда и куда они ушли…
Женщины вернулись часа через полтора, когда Ленька уже весь истомился страхами. Он и обрадовался и огорчился одновременно, когда увидел, что мать и учительница смеются и громко разговаривают.
– Мама! – накинулся он на нее. – Ты где была? Куда вы ходили?
– В город, мой дорогой, в город мы ходили.
– Под обстрелом?!
– Ничего не поделаешь, милый. Жизнь такова, что приходится быть храброй.
– Но почему же ты мне ничего не сказала, не разбудила?
– Прости, детка. Я знала, что ты обязательно привяжешься… Зато смотри, с какими мы вернулись трофеями!..
Трофеи действительно были богатые: фунтов пять колотого сахара и огромное количество настоящего цейлонского кофе. Этими светло-зелеными, защитного цвета зернышками были доверху набиты и сумки, и ридикюли, и карманы обеих женщин.
– Вы где это купили? – удивился Ленька.
Женщины переглянулись и рассмеялись.
– Совсем недалеко, мой дорогой. В магазине «Сиу и компания», напротив… Ходили чуть ли не по всему городу, два раза чуть под пули не угодили, а оказалось, что «счастье так близко, так возможно»…
– А разве магазин торгует?
– Нет, разумеется.
– Значит, вы что, просто так взяли?
– Короче говоря, ты хочешь сказать, что твоя мать – магазинная воровка? Нет, золотко. Взять «просто так» нам не позволила совесть. Мы положили с Нонной Иеронимовной в кассу по двадцать пять рублей…
В тот же день кофе изжарили, смололи и собирались варить. Но, чтобы сварить его, требовалась вода, а воды не было.
Обычно воду для питья приносил за небольшую плату рыженький веснушчатый мальчик, сын гостиничного швейцара. Имени мальчика никто в гостинице не знал, звали его просто Рыжик или Водонос. Несколько раз в день, под обстрелом, с опасностью для жизни, бегал этот храбрый паренек на Волгу или на Которосль, возвращаясь оттуда с двумя полными ведрами.