Том 1. Проза, рецензии, стихотворения 1840-1849
Шрифт:
Окно ее захлопнулось; но Дмитрий стоял на месте как ошибенный; насилу я его мог успокоить.
— А! какова Ольга, — повторял он беспрестанно, — уж у ней и дяденька явился.
Так прошло еще несколько времени, но однажды, возвращаясь со службы, начал было я взбираться по лестнице — слышу голос Ольги. Она была не одна, а с Брусиным; оба входили по лестнице к нашей квартире.
— Только ты, пожалуйста, скажи ему, Оля, что сама пришла ко мне, — говорил Дмитрий.
— А будешь капризничать?
Мне послышался звонкий
— А глупая королева будет к тебе ходить?
— Не будет, Оленька, не будет, голубка моя.
Дернули за звонок.
— Никогда?
— Никогда, моя красоточка, никогда!
— Ну, то-то же,
— Так ты ему так и скажи, Оля, что сама пришла, а то он мне покою не даст.
Дверь отворилась, и они вошли. Я не верил ушам своим; мне и досадно и смешно было такое ребячество. Я подождал минут с пять и позвонил.
— Вот мы и помирились, — сказала Ольга, подавая мне руку.
— А мне что за дело, — отвечал я сухо и прошел к себе, не дотрогиваясь до ее руки.
— Как вам угодно.
После обеда она, однако ж, пришла ко мне. Дмитрий заранее ушел со двора.
— За что ж ты на меня сердишься? — спросила она.
— Я сержусь! нимало; какое мне дело!
— Да то-то и есть, что мы не хотим, чтоб тебе не было до нас дела.
Она села ко мне на колена и обхватила рукой мою шею. Прошу покорно возражать что-нибудь в подобном плену.
— Ну, говори же, за что ты надул губы?
— А зачем вы обманываете меня?
— Как обманываем?
— А что ты говорила на лестнице? ведь я все слышал.
— Так только-то? ну, целуй же меня.
Я повиновался.
— Вот сюда!
И она подставила свою шейку; я опять повиновался.
— Куда же девался Дмитрий? — спросил я.
— Да он боится тебя! ушел гулять, покуда я буду тебя соблазнять. Ну, а я бесстрашная, никого не боюсь! Правда? я бесстрашная?
— Только смотри, бесстрашная, чтоб не было у вас по-прежнему.
И снова началась у них возня и стукотня, как в первое время их любви. Однако ж он занимался по-прежнему, и Ольга не целые дни проводила у нас. В окнах ее нередко появлялась толстая фигура стыдливого дядюшки, но Брусин, по-видимому, стал смотреть на это обстоятельство как на неизбежное зло.
Вдруг Ольга приходит к нам и объявляет, что у нее будет бал!! Брусина немного покоробило от этого известия, однако ж ничего. Целую неделю потом она прожужжала нам уши, рассказывая, какие будут у нее музыканты, какие девицы, что будет стоить вход. Иногда она подолгу задумывалась.
— О чем ты думаешь, Оля? — спрашивал я ее.
— Да я все думаю, не лучше ли бал с ужином? А?
— Да, бал с ужином хорошо.
— Можно будет по целковому за вход прибавить.
— Стоит ли об таких пустяках говорить! — вступался обыкновенно Дмитрий.
— Тебе всё о пустяках! что ж, по-твоему, не пустяки! сейчас видно, что не любишь меня.
Наконец он настал,
— Ну, что, вам скучно? — сказала Ольга, подходя к нам.
— Нет, мне очень любопытно, — отвечал я, — я никогда еще не бывал на таких вечерах.
— Да это что еще! это только начало — погоди, что потом будет.
— Это только начало? — спросил я удивленный.
— Да, это всё немцы; они только танцуют, а вот приедет Надя с своими, да Катя с своими…
— Тогда что ж будет?
— Тогда будет кутеж. Дай мне затянуться.
— Ты сегодня просто до невероятности восхитительна, Ольга!
— Право? вот погоди, увидишь Надю да Катю, тогда что скажешь!
И немного погодя снова прибавила:
— А теперь что! это всё немцы!
— Да разве немцы не кутят?
— Нет, они любят всё больше танцевать; то есть, видишь ли, и они кутят, только на чужой счет.
— Ну, а Надя и Катя хорошенькие?
— Уж разумеется, коли у них своя компания есть.
— Ты меня когда-нибудь познакомь с ними, Оля.
— Позвольте вас ангажировать на вальс, — сказал какой-то белокурый сын Эстляндии, достаточно снабженный угрями, приблизившись к Ольге.
— Нет-с, я с немцами не танцую.
— Однако ж вы танцевали кадриль с господином Зималь.
— Он не немец, он полурусский-с.
— Однако ж отчего ж вы не хотите танцевать с немцем?
— Оттого, что между немцами мастеровых много.
Белокурый господин сконфузился; если б Ольга была без компании, то, конечно, она рисковала получить от него всякую горькую неприятность.
— Да куда ж девался Дмитрий? — спросила у меня Ольга.
— Не знаю; он сейчас был со мной.
— Ну, поди же, сыщи его; скажи, что мне теперь некогда и что я его после за это вдвое поцелую.
— Да зачем же после?
— Где ж его сыщешь?
— Да ты послала бы с кем-нибудь.
— Уж не с тобой ли! смотри, какой лакомка! Ну, да хорошо; поди, скажи ему, что я его вот так, крепко-крепко целую.
Она поцеловала меня и исчезла.
Дмитрий сидел в соседней комнате и зевал.