Том 1. Рассказы и сказки
Шрифт:
После этого он рысью бежал к начальству и бойко докладывал по-румынски о движении работы на своем строительном участке.
На этом строительном участке, как понял Стрельбицкий, занимались восстановлением так называемых оторочек — деревянных причалов, построенных впереди каменной стенки набережной и разрушенных бомбежками во время обороны города. Работа несложная. Несколько артелей носили со склада бревна. Бригада плотников делала сваи, которые забивали в дно на месте старых, разбомбленных. Такелажники крепили их железными скобами и настилали вдоль каменной стенки пол из дюймовых досок, которые тут же и строгали. Рядом в котлах варилась смола, которой покрывали сваи. Немного поодаль, на самом краю
Народу на строительном участке работало много — человек полтораста, разбитых на артели. Сначала Стрельбицкого неприятно поразил образцовый порядок, царящий на участке. Строительные материалы были аккуратно сложены кучками и штабелями по всему фронту работ. Всюду были расставлены специальные вешки с номерами, отмечавшими каждую кучку и каждый штабель. Даже старые, разбитые и обгорелые сваи, вытащенные из воды, не бросали кое-как, а относили в отдаление и там складывали в большом порядке возле вешки со специальным номером.
«Ах, сукин сын! — с ненавистью подумал Стрельбицкий о производителе работ. — Небось при нашей власти ты так не старался. А теперь землю носом роешь, чтобы выслужиться перед этими гадами! Ну погоди, мы еще с тобой посчитаемся!»
Но через некоторое время, присмотревшись к работе строительного участка, Стрельбицкий заметил, что, несмотря на столь блестящую организацию фронта работ — а вернее сказать, именно вследствие этой блестящей организации, — работа шла на редкость канительно и бестолково. Так, например, для того чтобы бревно превратить в сваю, его нужно было сначала перенести метров за двести к пильщикам, а потом обратно метров за двести к плотникам, а от плотников еще метров за полтораста к месту, где варилась смола, откуда сваю — опять же на руках — следовало нести метров на четыреста к копру. Что же касается копра, то после каждой сваи его нужно было передвигать вручную, что занимало очень много времени. Впрочем, копер работал как-то странно: чугунная баба почему-то поднималась не на полную высоту, веревка часто срывалась, баба падала в воду, и ее долго приходилось вытаскивать, для чего вызывали водолазов.
Люди, работавшие артелями на строительном участке, мало походили на портовиков, каких обычно привык видеть в одесском порту Стрельбицкий. В общем, по внешнему виду это был какой-то сброд, скорее напоминавший обитателей дореволюционных ночлежек, чем советских рабочих. По-видимому, их нанимали прямо у ворот. Впрочем, попадались люди и другого типа — опрятно одетые советские граждане, в принудительном порядке присланные в порт биржей труда через полицию. Среди них Стрельбицкий заметил несколько человек явно интеллигентных, по-видимому школьных учителей или даже профессоров. Один из них — пожилой, в очках — был, несмотря на жару, в черном летнем пальто, белом пиджаке и с зонтиком, который вместе с кошелкой с помидорами лежал в сторонке, на мостовой пирса, — по всей вероятности, профессор, не пожелавший сотрудничать с оккупантами и в наказание за это отправленный в порт.
Когда наступило время обеда и производитель работ, обмахивая вспотевшее лицо соломенной шляпой, велел шабашить, Стрельбицкий подошел к нему и попросил разрешения отлучиться на несколько минут — повидать знакомого сторожа. Производитель работ с ног до головы осмотрел Стрельбицкого. Стрельбицкий старался держаться скромно и говорил почтительно, с теми мягкими, сдержанными черноморскими интонациями старого одесского грузчика, которые внушали собеседнику чувство уважения. Он и впрямь напоминал сейчас старого, прирожденного одесского грузчика: громадный, голый по пояс, с мешком на плечах, со скульптурно вылепленной мускулатурой, в подвернутых выгоревших штанах и тапочках на босу ногу; бритая блестящая голова,
— Ну, и что ж тебе от меня надо? — довольно грубо сказал производитель работ.
— Разрешите отлучиться на четверть часика, — повторил как можно почтительнее Стрельбицкий, стараясь не смотреть на веснушчатое личико прораба с подбритыми рыжими усишками и пестрым носиком.
— Ты зачем сюда явился? Работать или валять дурака? — закричал производитель работ, и глаза его забегали. — Если работать — так надо работать, а если хочешь гулять — так иди на Дерибасовскую! А еще лучше сразу иди на Слободку, в «Куртя Марциала», — там тебе покажут, как заниматься саботажем! Ну, чего ж ты стоишь над моей душой? Ты кто — дезертир Красной Армии?
Стрельбицкий неопределенно пожал своими саженными плечами.
— Я так и думал, — сказал производитель работ. — Посылают всяких босяков, а я за них должен отвечать! Вот, можешь полюбоваться, — он протянул руку в сторону обедающих рабочих, — какое золото! Разве с ними что-нибудь построишь? Уже целый год строим. А с кого голову будут снимать? С меня будут голову снимать!
Он еще раз как бы вскользь посмотрел на Стрельбицкого. Глаза их на один миг встретились, и Стрельбицкому показалось, что в глазах производителя работ вдруг мелькнула какая-то странная искра понимания.
— Куда ж тебе надо отлучиться? — спросил он.
— Тут в порту у меня один знакомый человек работает. Хочу пойти пошукать, може, гдесь найду.
— Как фамилия человека?
— Яковлев.
— Есть тут у нас один Яковлев, верно. Сторож склада номер шесть. Он тебе кто — сват, брат?
— Кум, — опустив голову, ответил Стрельбицкий, ковыряя ногой булыжник. Тонким чутьем подпольщика он уже начинал понимать, что между ним и производителем работ идет какая-то скрытая игра, в которой за каждым сказанным словом должен угадываться другой, тайный смысл. — Разрешите, я схожу.
— Ладно, иди. Но смотри у меня, не лодырничать! — сказал производитель работ, грозя ему пальцем. — Постой: я сейчас напишу служебную записку, чтобы тебя не задержали. А еще лучше — возьми на плечо сваю и, если спросят, скажи, что производитель работ послал переменить бракованную сваю. И не шататься по территории порта!
Стрельбицкий завалил на плечо сваю и пошел отыскивать склад номер шесть, испытывая странную уверенность, что приказание прораба не шататься по территории порта означает именно разрешение шататься со сваей на плече по всей территории порта, если это ему надо. Склад номер шесть Стрельбицкий нашел без труда и сразу увидел Яковлева. Вернее сказать, он его сразу узнал по некоторым заранее условленным признакам, так как до этого дня никогда с ним не встречался. Сторож Яковлев сидел на каменном фундаменте пакгауза, в коротком облезлом кожухе без рукавов, надетом прямо на голое тело. Прислонив к стене свою берданку, он как раз в это время посыпал солью из тряпочки янтарный кочан вареной шпонки, собираясь обедать. Стрельбицкий узнал его именно по кожуху с обрезанными рукавами.
— Хлеб-соль! — сказал Стрельбицкий, опуская на землю сваю.
— Спасибо. Проходи! — сурово сказал сторож. — Останавливаться строго воспрещается.
— Вы, часом, будете не Яковлев?
— Ну — Яковлев. А что надо?
— Кланяется вам Софья Петровна…
— Седайте, — сказал Яковлев, тотчас вытирая место рядом с собой полой кожуха. — Пшонки не угодно?
Стрельбицкий сел.
— Не откажусь.
Яковлев разломил длинный упругий кочан, посолил и подал Стрельбицкому лучшую, «молодую» половину: