Том 1. Рассказы и сказки
Шрифт:
Однако Катаев не только утверждает новый мир. Роман «Время, вперед!» ведет наступление, полемизирует, сатирически осмеивает все обветшавшее, отживающее, тормозящее поступательный ход истории. Лирико-романтическому образу юной Советской страны в романе противопоставлен сатирический образ старого мира, воплощенный в стране доллара.
Раскрывается эта тема в судьбе американского инженера Томаса Биксби, который в качестве специалиста приглашен в Советский Союз на строительство металлургического комбината. «Фома Егорович», как его дружески называют на участке, честный трудовой человек, представитель зарубежной служилой интеллигенции. Трагедия его в том, что он отравлен воззрениями и
Подобно ему, обмануты и обокрадены и те герои романа, которые, живя в Советской стране, все еще пытаются руководствоваться буржуазными жизненными принципами: так, Клава Корнеева бросает любимого человека и уезжает к нелюбимому, потому что мечтает о «роскошной жизни» на курорте, боится «пропустить такой исключительный случай». Катаев воплощает глупое, пошлое, мещанское счастье в сатирическом гротеске, аляповатой полотняной декорации, — мавританский замок «кондитерской белизны» и «малахитовые кипарисы», выстроенные «безукоризненным частоколом вдоль идеального канала», — которая служит фоном для снимков у провинциальных фотографов.
В романе «Время, вперед!» плодотворно соединились две струи раннего катаевского творчества — романтическая и сатирическая. Романтика утверждения молодого революционного мира утратила здесь тот несколько книжный характер, который был присущ югростовским рассказам, и обрела реальные жизненные черты. То же самое произошло и с катаевской сатирой. В романах и рассказах «гудковского» периода она зачастую принимала гротескно-гиперболические формы и переходила даже в сатирическую фантастику. Теперь писатель сатирически осмысляет, казалось бы, обыденные явления, детали повседневного быта и деятельности своих героев.
Волнующая поэтичность первых дней начавшегося социалистического строительства определила и новый для катаевского творчества лирико-романтический пейзаж. С его помощью писатель показывает действительный мир, окружающий героев, находящимся в непрерывном развитии, в процессе неисчислимых изменений. Пейзаж романа передает грандиозность масштабов того, что свершается на строительстве. «Все в дымах и смерчах, в бегущих пятнах света и тени, все в деревянных башнях и стенах, как Троя, — оно плыло, и курилось, и меркло, и снова плыло движущейся и вместе с тем стоящей на месте, немой панорамой!»
В романе возникает целый мир вещей, невиданно огромных, могучих: «Бежали и поворачивались облакам навстречу верхушки буровых вышек», «на горе рвали руду — летали пудовые осколки», «повсюду были железнодорожные переезды, семафоры, шлагбаумы, шипенье и пар». Вот в степи виднеется какой-то кубик или, скорее, цинковый ящик, поставленный торчком. А вблизи он «вдруг четверть степи закрыл и полнеба… Громаднейший элеватор… люди под ним ходят совсем крошечные». Все детали катаевского пейзажа в романе грандиозны, вещи, казалось бы, созданы руками великанов. Капиталист мистер Рай Руп, путешествующий по Советской стране в качестве туриста, невольно испытывает страх перед величием непонятного ему нового мира, зло и раздраженно восклицает: «Вавилон, Вавилон!»
Но советские люди спокойно властвуют над этим великолепным и грандиозным миром, который они сами деятельно создают.
Среди романов о социалистическом строительстве начала 30-х годов «Время, вперед!» Катаева занимает важное место. Художник-реалист нарисовал с исторической точностью портреты людей того времени и рассказал
7
«Магнитогорский рабочий» от 29 апреля 1931 г.
За годы первой пятилетки Советский Союз превратился в могучее, передовое государство, способное противостоять любым историческим испытаниям. А тень войны уже наползала на мирные наши селения и города. В Германии в 1933 году к власти пришли фашисты. Летом 1936 года началась военная интервенция Германии и Италии против Испанской республики.
В условиях чрезвычайного обострения международной обстановки, усиления фашизма на Западе наша литература обратилась к разработке героико-патриотической темы.
Книги А. Толстого, С. Сергеева-Ценского раскрывали величие побед русского оружия, говорили о стойкости и мужестве русского народа в борьбе с иноземными захватчиками.
Советские писатели снова вглядывались в героические события гражданской войны, рисуя образы талантливых революционных полководцев, выдвинутых из недр самого народа. Об этом говорили романы А. Фадеева «Последний из удэге», Вс. Иванова «Пархоменко», А. Первенцева «Кочубей» и др.
Валентин Катаев разрабатывает особый раздел в общей героико-патриотической теме. Созданные им во второй половине 30-х годов повести «Белеет парус одинокий» (1936) и «Я, сын трудового народа…» (1937) пронизаны общим для них патриотическим пафосом, взволнованной любовью к родной земле, к ее простому трудовому человеку. Но самое главное, обе утверждают непобедимость нашей революции.
Первые подступы к созданию повести «Белеет парус одинокий» делались писателем еще в 20-е годы. В рассказах «Родион Жуков» и «Отец», написанных в 1925 году, художник настойчиво ищет подход к разрешению темы, ищет героев, которые могли бы стать носителями основной идеи будущей книги. В «Отце» писатель вновь обращается к бурным дням гражданской войны. Но революционная действительность служит здесь лишь внешним фоном, на котором развертывается «извечная» драма взаимоотношений двух поколений, отцов и детей.
Добрый, слабый, дряхлеющий отец, полный самозабвенной любви к юноше-сыну, охваченный вечной тревогой за его судьбу, и сын, полный жажды жизни, бездумно-эгоистически поглощенный собой, интересами молодости, где отцу уже не находится места. Лишь когда тот умирает, сын ощущает и всю горечь утраты, и всю свою бессознательную жестокость, и то, что его собственная молодость закончилась со смертью отца. Такова жизнь, как бы говорит писатель, — «удивительная, горькая и прекрасная, обыкновенная человеческая жизнь. Чудесная, ничем не заменимая жизнь!».