Том 1. Рассказы, очерки, повести
Шрифт:
Тут кто-то с портным торгуется, и торгующийся входит в азарт; а у каюты вестовой Ворсунька ругает m-me Girnaux за то, что она по-русски считать не умеет.
— Ведьма французская… Ну, считай!.. Одна рубаха, две… три… четыре… пять…
И бретонка, ровно попугай, повторяет: «одна рубак… две… тьри… читырь»… но потом сбивается, продолжает: «cinq, six…» [3] .
— Опять загалдела по-собачьи… Ишь бормочет… и не понять… Уж вы, ваше благородие, — обращается Ворсунька к своему барину, — с меня не извольте опосля спрашивать… Я по-ихнему
3
«пять, шесть…» (франц.).
И у матросов на палубе тоже возня… И там прачки суетятся. У кого из ребят завелся лишний франк, который он прогулять не рассчитывает, — тот отдает мыть свое бельишко.
И тут есть — и помоложе и попригожей других — прачка Жюли, с которой ребята уже свели знакомство и которую по-дружески зовут Жюлькой.
— Ты теперича, Жюлька, — говорит марсовой Григорьев, хватая шершавой, смолистой пятерней узенькую талию быстроглазой, востроносой Жюли, — белье-то вымой хорошо… Да портки чище… Ишь пропрели-то как, — сует он Жюли в руки свои потемневшие от грязи портки… — Смотри, Жюлька, чтобы было бон!..
— О monsieur… soyez sur… Un franc la douzaine… [4]
— Да уж я знаю, был у вас… Один франок дюжина… Валяй!.. Славная, братец, энта Жюлька, — обращается Григорьев к подошедшему матросу…
— Шельма! одно слово…
— Ты заштопай, тетка… Мыть берешься и заштопай… понимаешь?.. и рубаху почини… И штаны тоже заштопай… потому деньги не дарма платить…
Так в другом углу втолковывал старой бретонке один матрос.
Прачка ничего не понимала и только говорила:
4
Месье… будьте уверены… Франк — дюжина… (франц.).
— Oui, Oui!.. [5]
— Не понимаешь опять?.. Говорю, зачини-от белье… Иглой значит…
И Макаров взял свои просмоленные штаны и, ткнув пальцем в дыру, показывает, что эту дыру зачинить надо.
Бретонка начинает понимать и говорит: encore un demi franc… [6]
— Значит, полфранка еще, — переводит проходивший мимо фельдшер.
— Бога ты не боишься… Пол-франока!.. Ступай, тетя, отколева пришла… другой отдам…
5
Да, да!.. (франц.)
6
еще полфранка (франц.).
И Макаров хочет взять белье назад.
Бретонка наконец соглашается.
— Ишь аспидка этакая!.. подавай ей пол-франока, как же, — ворчит, уходя, матрос.
— Иван Абрамыч… подите-ка сюда, — зовет фельдшера боцман Никитич… — Что это она говорит, будто бы и невдомек?..
Фельдшер подходит и кое-как объясняется с прачкой.
А ребята дивуются,
— Одно слово жид… жид всякой язык знает, — говорят про него.
У рундука стоит матрос, по прозванию «Левка-разбойник», получивший эту кличку за буйства, которые он производит во хмелю…
Оригинален был Левка. Он и с виду на разбойника походил… Рыжий, с изрытым от оспы, вечно суровым, задумчивым лицом, на котором, по выражению остряков-матросов, «черти в свайку играли», — он далеко не казист, но его глаза, — славные, большие черные глаза, угрюмо глядящие исподлобья, иногда поражавшие своим блеском, когда он вдруг на кого-нибудь их вскидывал, — выкупали неблагообразие его лица и придавали ему какое-то мрачно-красивое выражение.
Леонтий Рябкин стоял в раздумье перед несколькими штуками грязного белья, держа в руках четыре серебряные монеты.
— Один франок, — угрюмо рассуждал он, взяв монету из одной руки в другую, — пропью… Другой франок… тоже пропью… Третий… не… (тут Леонтий ухмыльнулся)… Рази белье помыть на четвертый?.. — Леонтий на белье взглянул… — Ну его… белье… сам вымою… И четвертый пропью! — вдруг решил Рябкин, собрал белье в кучу, сунул его в рундук и опустил свои четыре франка в карман штанов.
Скоро все отправились на катере в город… Приехали, конечно, и офицеры прямо в ресторан…
— Обедать!
— Рюмку водки!
— Пива!
— Омаров!
— Господа, давайте лучше сообща… платить легче…
— Давайте!
Гарсоны едва успевают подавать и, верно, глядя на нас, полагают, что мы суток трое не ели, ибо с такою алчностью мы уписывали все, что ни попадалось.
На том столе, где мы обедали, через полчаса явился пепел… пятна от пролитого пива и вина… Болтали и шумели мы так, что из соседней комнаты с удивлением выглянули на нас два французика, но, увидев нас, сейчас же скрылись.
— Господа! — вскрикнул кто-то, — господа… Нас обозвали эти французы…
— Полноте! — вмешиваются все разом. — Никак они нас не обзывали…
— А все бы их надо разнести!..
— Тише… господа… тише…
— Что ж омаров не дают? — кричат с одного конца, — омаров!!!
— Monsieur? — подлетает гарсон…
— Омаров!
Несут и омары…
В это время являются какие-то два французские поручика и любезно раскланиваются. Один из них заявляет, что они, узнав, что русские офицеры — эти храбрые русские — здесь, возгорели желанием познакомиться — «тем более, — продолжает оратор, — что Франция и Россия… о!.. эти две великие нации чувствуют друг к другу симпатию… В Крыму мы были враги по необходимости, но друзья по принципу».
Они наговорили много комплиментов, кто-то из нас начал отвечать, крикнув перед этим шампанского.
И пошла попойка, и пошли речи!
Чего уж тут ни говорилось, каких тостов ни предлагалось…
— Куда ж, господа, после обеда? — спрашиваем друг у друга, когда кофе с достаточным количеством рюмок коньяка было выпито.
— В театр пойдем…
Шумной большой ватагой все отправились в театр и вернулись на корвет с рассветом.
Дня через два после прихода корвета в Брест отпустили и команду на берег… «Первая вахта на берег!» — скомандовал после обеда боцман Никитич…