Том 1. Российский Жилблаз

Нарежный Василий Трофимович

Тогда уже поединки были запрещены накрепко, а потому отец мой попросил совета у бригадира, своего дяди, и отдал ему письмо. Дядя показал оное генералу, а тот — самому князю. Приказано разведать об истине, отец найден правым, в силу военного определения

полковник лишен полка и услан из армии; а отец мой за испытанную храбрость и уважение к законам объявлен полковником.

В продолжение нескольких лет кампании отец мой умел всегда сохранить славу своего имени, а особливо при помощи дяди своего, который тогда уже был генералом. Нередко полк графа Фирсова бывал в самом огне, пропадало множество народа, но он сам выходил из сражения нимало невредим. Не знали, чему приписать такое чудо; и приписали оное ходатайству святого Георгия, коего крест носил он на шее. Но скоро оно объяснилось. Именно: когда начиналось сражение, отец предъявлял сочиненное им предписание от главнокомандующего, чтобы спешить к известному посту; поручал команду храброму подполковнику и до тех пор укрывался в самых потаенных местах, пока замечал, что неприятели разбиты и устремились в бегство. Тогда он прискакал к полку своему и помогал гнаться за убегающими. Может быть, таковые стратегемы [74] , как он сам называл их, когда-либо и открылись бы, и нашему герою вышло не весьма приятно, но судьбам вышнего благоугодно было послать на землю ангела мира. Оба царства

утомились от забот, сопряженных с изысканием денег, необходимых на таковой случай, а обе армии — от трудов, беспрерывно оные отягощавших. После многих словопрений, взаимных требований и уступок, после многих с обеих сторон ухищрений, наконец — благодарение небесам, — мир был заключен, и в обоих лагерях поднялось торжество неимоверное. В турецком свете солнце затемнялося от дыму табашного и от сжигаемого кофею; а в русском — из края в край раздавались скрыпы телег, с вином развозимых, и от треску разбиваемых бутылок, стаканов и рюмок. Вот тут-то отец мой показал себя!

74

Воинские хитрости.

Дошло дело до наград, достойных мужества и благоразумия каждого подвижника. Отец мой пожалован в бригадиры и, согласно его желанию, как уже в храбрости не было нужды, отпущен в дом свой, где он имел право повествовать о храбрости своей сколько ему угодно было.

Все эти подробности, которые рассказаны вкратце, знаю я из рукописи, веденной тайно камердинером отца моего, бывшего во все то время при нем в армии. Тетрадь сия и теперь еще хранится у меня, ибо при описи имения все заимодавцы, не ценя ее ни во что, единодушно уступили ее мне в вечное и потомственное владение.