Том 1. Стихотворения

Бунин Иван Алексеевич

1893

Мать ^*

И дни и ночи до утра В степи бураны бушевали, И вешки снегом заметали, И заносили хутора. Они врывались в мертвый дом — И стекла в рамах дребезжали, И снег сухой в старинной зале Кружился в сумраке ночном. Но был огонь — не угасая, Светил в пристройке по ночам, И мать всю ночь ходила там, Глаз до рассвета не смыкая. Она мерцавшую свечу Старинной книгой заслонила И, положив дитя к плечу, Все напевала и ходила… И ночь тянулась без конца… Порой,

дремотой обвевая, Шумела тише вьюга злая, Шуршала снегом у крыльца. Когда ж буран в порыве диком Внезапным шквалом налетал, Казалось ей, что дом дрожал, Что кто-то слабым, дальним криком В степи на помощь призывал. И до утра не раз слезами Ее усталый взор блестел, И мальчик вздрагивал, глядел Большими темными глазами…

1893

Ковыль ^*

Что ми шумитъ, что ми звенить давеча рано предъ зорями?

Сл. о Пл. Игор.

I

Что шумит-звенит перед зарею? Что колышет ветер в темном поле? Холодеет ночь перед зарею, Смутно травы шепчутся сухие, — Сладкий сон их нарушает ветер. Опускаясь низко над полями, По курганам, по могилам сонным, Нависает в темных балках сумрак. Бледный день над сумраком забрезжил, И рассвет ненастный задымился… Что шумит-звенит перед зарею? Что колышет ветер в темном поле? Холодеет ночь перед зарею, Серой мглой подернулися балки… Или это ратный стан белеет? Или снова веет вольный ветер Над глубоко спящими полками? Не ковыль ли, старый и сонливый, Он качает, клонит и качает, Вежи половецкие колышет И бежит-звенит старинной былью?

II

Ненастный день. Дорога прихотливо Уходит вдаль. Кругом все степь да степь. Шумит трава дремотно и лениво, Немых могил сторожевая цепь Среди хлебов загадочно синеет, Кричат орлы, пустынный ветер веет В задумчивых, тоскующих полях, Да день от туч кочующих темнеет. А путь бежит… Не тот ли это шлях, Где Игоря обозы проходили На синий Дон? Не в этих ли местах, В глухую ночь, в яругах волки выли, А днем орлы на медленных крылах Его в степи безбрежной провожали И клектом псов на кости созывали, Грозя ему великою бедой? — Гей, отзовись, степной орел седой! Ответь мне, ветер буйный и тоскливый! …Безмолвна степь. Один ковыль сонливый Шуршит, склоняясь ровной чередой…

1894

«Могилы, ветряки, дороги и курганы…» ^*

Могилы, ветряки, дороги и курганы — Все смерклось, отошло и скрылося из глаз. За дальней их чертой погас закат румяный, Но точно ждет чего вечерний тихий час. И вот идет она, Степная Ночь, с востока… За нею синий мрак над нивами встает… На меркнущий закат, грустна и одинока, Она задумчиво среди хлебов идет. И медлит на межах, и слушает молчанье… Глядит вослед зари, где в призрачной дали Еще мерещутся колосьев очертанья И слабо брезжит свет над сумраком земли. И полон взор ее, загадочно-унылый, Великой кротости и думы вековой О том, что ведают лишь темные могилы, Степь молчаливая да звезд узор живой.

1894

«Неуловимый свет разлился над землею…» ^*

Неуловимый свет разлился над землею, Над кровлями безмолвного села. Отчетливей кричат перед зарею Далеко на степи перепела. Нет ни души кругом — ни звука, ни тревоги… Спят

безмятежным сном зеленые овсы… Нахохлясь, кобчик спит на кочке у дороги, Покрытый пылью матовой росы… Но уж светлеет даль… Зелено-серебристый, Неуловимый свет восходит над землей, И белый пар лугов, холодный и душистый, Как фимиам, плывет перед зарей.

1894

«Если б только можно было…» ^*

Если б только можно было Одного себя любить, Если б прошлое забыть, — Все, что ты уже забыла, Не смущал бы, не страшил Вечный сумрак вечной ночи: Утомившиеся очи Я бы с радостью закрыл!

1894

«Нагая степь пустыней веет…» ^*

Нагая степь пустыней веет… Уж пал зазимок на поля, И в черных пашнях снег белеет, Как будто в трауре земля. Глубоким сном среди лощины Деревня спит… Ноябрь идет, Пруд застывает, и с плотины Листва поблекшая лозины Уныло сыплется на лед. Вот день… Но скупо над землею Сияет солнце; поглядит Из-за бугра оно зарею Сквозь сучья черные ракит, Пригреет кроткими лучами — И вновь потонет в облаках… А ветер жидкими тенями В саду играет под ветвями, Сухой травой шуршит в кустах…

1894

«Что в том, что где-то, на далеком…» ^*

Что в том, что где-то, на далеком Морском прибрежье, валуны Блестят на солнце мокрым боком Из набегающей волны? Не я ли сам, по чьей-то воле, Вообразил тот край морской, Осенний ветер, запах соли И белых чаек шумный рой? О, сколько их — невыразимых, Ненужных миру чувств и снов, Душою в сладкой муке зримых, — И что они? И чей в них зов?

Костер ^*

Ворох листьев сухих все сильней, веселей разгорается, И трещит и пылает костер. Пышет пламя в лицо; теплый дым на ветру развевается, Затянул весь лесной косогор. Лес гудит на горе, низко гнутся березы ветвистые, Меж стволами качается тень… Блеском, шумом листвы наполняет леса золотистые Этот солнечный ветреный день. А в долине — затишье, светло от орешника яркого, И по светлой долине лесной Тянет гарью сухой от костра распаленного, жаркого, Развевается дым голубой. Камни, заросли, рвы. Лучезарным теплом очарованный, В полусне я лежу у куста… Странно желтой листвой озарен этот дол заколдованный, Эти лисьи, глухие места! Ветер стоны несет… Не собаки ль вдали заливаются? Не рога ли тоскуют, вопят? А вершины шумят, а вершины скрипят и качаются, Однотонно шумят и скрипят…

17. IX.95

Лес Жемчужникова

«Когда на темный город сходит…» ^*

Когда на темный город сходит В глухую ночь глубокий сон, Когда метель, кружась, заводит На колокольнях перезвон,— Как жутко сердце замирает! Как заунывно в этот час, Сквозь вопли бури, долетает Колоколов невнятный глас! Мир опустел… Земля остыла… А вьюга трупы замела, И ветром звезды загасила, И бьет во тьме в колокола. И на пустынном, на великом Погосте жизни мировой Кружится Смерть в веселье диком И развевает саван свой!