Том 1. Тяжёлые сны
Шрифт:
Убедилась, что Андозерский ухаживает за барышнями, выбирает невесту, а ею только забавляется. Она решилась опять сойтись с Сеземкиным. Бедный Яшка почувствовал себя на седьмом небе от восторга. Но Вале было досадно за обманутые надежды. Ждала случая отплатить Андозерскому.
Сегодняшнее судьбище – Валя хорошо знала это, – могло не понравиться только Анне; Нета искренно веровала, что мужики – дикие люди; для Клавдии такие низменные вещи, как мужицкие дела, вовсе не могли быть интересны. И вот
Анна только что вернулась откуда-то и переменяла амазонку на домашнее платье. Валя стояла перед нею и рассказывала. Анна строго смотрела на Валю и хмурила брови. Сказала:
– Нехорошо, Валя. Вы там тоже были, – и вот…
– Анна Максимовна, – оправдывалась Валя, – да ништо ему: чего же он зевал, а потом палец укусил Алексею Степанычу.
– Ах, Валя, не в том дело, – а его на чужом огороде поймали, вот что. Вам бы унимать ребят, а вы сами с ними.
– Да ведь это же не кража, – а просто шалость.
– Хороша шалость! Это не мальчишка, а вы заслужили то наказание.
Валя заплакала. Говорила, всхлипывая:
– Я знаю, что я виновата, только зачем же они так жестоко!
– Что других обвинять. Валя! Напрасно вы торопились мне это рассказывать.
Валя пуще расплакалась, стала на колени перед Анною и ловила ее руки.
– Ей-богу, я больше не буду, – говорила она. – Не отталкивайте меня, – лучше накажите, как знаете.
В этот день Андозерский решился наконец закрепить выбор невесты. Недаром вчера сидел запершись и пил: обдумывал предстоящий шаг.
Богаче всех невест была Анна. Андозерский решил, что любит ее. Пора было сделать предложение. Был почти уверен, что его ждут с нетерпением.
Благоразумнее бы отложить до завтра, чтоб вести дело со свежею головою. Но водка и досада на Логина подстрекали.
«Он за нею, кажется, приволокнуться вздумал, – размышлял Андозерский, – докажу ж я ему дружбу!»
Выкупался. Показалось, что голова свежа, как никогда. «Чист как стеклышко», – вспомнил поговорку Баглаева. Вдруг стало весело и приятно. Думал, что от него, может быть, попахивает вином, но это не беда: облил духами одежду и был уверен, что благоухание заглушит винный букет.
Быстро доехал Андозерский до усадьбы Ермолина. Судьба благоприятствовала: Анна была дома, одна, сидела на террасе, читала. Черные косы сложены низким узлом. Золотисто-желтое узкое платье, высоко опоясанное, шло к милому загару босых ног.
– Можно полюбопытствовать? – спросил Андозерский.
Анна дала ему книгу. Андозерский прочел заглавие, сделал удивленные глаза и сказал:
– Охота вам читать такие книги! Анна сдержанно улыбнулась. Спросила:
– Отчего
– Эти книги годятся только для того, кто богат жизненным опытом. Сердца неопытные, незакаленные только напрасно ожесточаются при чтении таких книг, пропитываются ложными взглядами, а противовеса в пережитом и испытанном нет.
Анна внимательно смотрела на Андозерского. Легонько усмехнулась. Сказала:
– Что ж делать! Эту начала, так уж надо кончить.
– Ох, не советовал бы! Но, впрочем, не будем терять дорогого времени. Я хотел сообщить вам кое-что, вы позволите?
– Пожалуйста.
Андозерский замолчал, словно отыскивая слова. Анна выждала немного и сказала:
– Я слушаю вас, Анатолий Петрович.
– Видите ли, этого в коротких словах не скажешь. Да и нет, пожалуй, слов подходящих: все старо, избито. Вот видите, весна, цветы цветут, – все это настраивает так мечтательно, молодеешь весной.
– Ваша весна уже прошла, – лукаво сказала Анна.
– Да, прошла, украдкой, незаметно, а теперь возвращается, да какая прекрасная! Душа радуется, становишься добрее и чище.
– Чем же вы отметили этот возврат вашей весны? – тихо спросила Анна.
Смотрела вдаль мимо Андозерского. Глаза ее сделались грустными.
– Пока еще не знаю, – сказал Андозерский, – но думаю, что отметил чувством.
– Вы говорите, что стали добрее, лучше, – конечно, это не фраза?
– Да, да, это верно! – воскликнул Андозерский. Он видел лицо Анны только сбоку: она повернулась на стуле и, казалось, внимательно рассматривала что-то вдали, там, где сквозь ярко-зеленую листву сада виднелись золоченые кресты городских церквей. Сказала медленно, раздумчиво:
– Это бывает редко, так редко, что в такие праздники души как-то даже и не веришь. Добрее, лучше, – как это хорошо, какое просветление! После причастия так чувствуют себя верующие. Но вот, скажите, как же это отражается в вашей деятельности, в службе?
Анна быстро повернулась к Андозерскому и внимательно всматривалась в него. Ее лицо вдруг вспыхнуло и отражало быструю смену чувств и мыслей.
– Это, Анна Максимовна, сухая и грубая материя, моя служба, – для вас это вовсе не интересно.
Аннино лицо внезапно стало равнодушным. Она сказала холодно:
– Извините. Я приняла это за чистую монету: думала, вы в самом деле хотите рассказать о вашем ренессансе.
– Анна Максимовна, могу ли я говорить о делах, когда у меня на сердце совсем другое! Но скажите, ради Бога, ведь вы не могли не заметить того нежного чувства, которое я к вам питаю?
Анна встала порывисто. Краснея багряно, отвернулась от него.
– Скажите, – говорил Андозерский, подходя к ней, – ведь вы…