Том 1. Тяжёлые сны
Шрифт:
– Ты будешь моею!
– Никогда!
Замолчали. Качель взлетела так высоко, как только позволяли веревочные подвесы. Большие зубцы гипюрового воротника развевались и били Нету по лицу. Вдруг Андозерский заметил, что Нета сильно побледнела; ее глаза загорелись; вся она подвинулась к одному краю доски и как-то странно перебирала руками.
«Спрыгнет!» – догадался Андозерский.
Сильным напряжением задержал взмахи качелей. Нета сделала движение, но прежде, чем успела приготовиться к прыжку, уже Андозерский
– Никогда!
– Увидите! – ответил он.
Она отвернулась, хотела уйти. Он опять схватил ее. Губы его почти касались ее щеки. Но она вывернулась и убежала.
«А, эта не уйдет!» – подумал Андозерский.
Отправился в дом и отыскал хозяина. Их беседа в кабинете Мотовилова была недолга. Потом Мотовилов пришел с Марьею Антоновною.
Когда Андозерский уходил, у него был вид победителя.
– Садись и слушай, – сказал Мотовилов Нете, когда она вошла в кабинет.
– И благодари отца, – прибавила Марья Антоновна.
Нета села на рогатом стуле, зацепилась пышным бантом кушака и стала освобождать его. Не любила этой комнаты с неуютною мебелью.
«Сидел бы сам!» – думала про отца.
А Мотовилов очень удобно развалился на низеньком диване. Рядом важно торчала его коротенькая жена.
– Так вот, мать моя, – сказал Мотовилов дочери, – тебе счастье, – в генеральши метишь.
– Не имею ни малейшего желания, – капризно ответила Нета.
– Я имею сообщить тебе приятную для нас, твоих родителей, новость: Андозерский просит у нас твоей руки.
– Совершенно напрасно хлопочет! – решительно сказала Нета.
Мотовилов строго посмотрел на нее, а Марья Антоновна сказала наставительно:
– Не капризничай, Нета, – он прекрасный молодой человек.
– И на такой хорошей дороге, – подхватил Мотовилов.
– Да я уж люблю другого, – сказала Нета.
– Вздор, мать моя! Выкинь дурь из головы: за Пожарским тебе не бывать!
– А за Андозерского я не пойду!
– Слушай, Нета, – внушительно сказал Мотовилов, – я тебе серьезно советую, – подумай!
– Подумай, Нета, – сказала Марья Антоновна.
– А иначе тебе худо будет. Я из тебя дурь выбью, не беспокойся. И актеру не поздоровится.
Нету подвергли беспрестанному домашнему шпынянью. Отец призывал ее раза по два на день в кабинет и читал длинные наставления, – должна была стоять и слушать.
– Я устала, – сердито сказала она во время одного такого выговора.
– Ну так стань на колени! – прикрикнул отец.
И ей пришлось еще долго слушать его, стоя на коленях.
Мать пилила понемножку, но почаще. Юлия Степановна подпускала шпильки. Видеться с Пожарским Нете не удавалось, но сумела-таки переслать ему записку.
Дня через два Пожарский
– Скажи Алексею Степановичу, что по важному для него делу.
Горничная пошла неохотно. Пожарский вынул из кармана визитную карточку и карандашом написал:
«Дело у меня несложно, не хотите выслушать, так я словесно передам через кого-нибудь, – только, может быть, вы пожелаете избегнуть огласки; дело щекотливое, и огласка ваши же планы расстроит.»
Горничная вернулась и сказала ухмыляясь, словно радуясь чему-то:
– Извиняются. Никак не могут.
– Ну так передай вот это.
Через минуту горничная опять вышла к Пожарскому. Красное лицо ее досадливо хмурилось. Она сказала:
– Просят пожаловать.
– Давно бы так, – проворчал Пожарский. Мотовилов ждал в кабинете. Тщательно припер дверь. Спросил сухо:
– Чему обязан?
– Многоуважаемый Алексей Степанович! – торжественно сказал Пожарский. – Имею честь просить у вас руки вашей дочери, Анны Алексеевны.
– Вы только за этим явились?
– А его от ответа зависит.
– Ответ вам известен, – резко сказал Мотовилов. Пожарский нахально улыбался. Сказал:
– С тех пор обстоятельства изменились, и потому я беру смелость…
– Ваши обстоятельства?
– Нет, не мои лично.
– Я уже говорил вам, – начал было Мотовилов. Пожарский развязно перебил его:
– Поверьте, Алексей Степаныч, будет лучше, если вы согласитесь.
– Одним словом, это окончательно.
– В таком случае я должен вам сказать, – хотя и с прискорбием, – что, прося теперь руки вашей дочери, я только исполняю долг честного человека.
– Что? – крикнул Мотовилов. Побагровел.
– Увы! – вздохнул Пожарский, – «в ошибках юность не вольна!» Это и есть обстоятельство…
– Это – ложь! Гнусная ложь!
– Могу доказать…
После нескольких минут бурного разговора Пожарский очутился на улице. Растерянно думал:
«Досадно! Кремень человек! Не ждал я того, – только напрасно поклеп взвел на мою Джульетту. Как бы ей перечесу не задали!»
Посетил Андозерского, и также неудачно. Андозерский поверил, но сделал вид, что не верит. Видно было, что не отступится.
Нете поклеп Пожарского обошелся дорого. Отец призвал ее. Бешено раскричался. Нета ничего не понимала и не могла оправдываться. Ее ответы казались отцу признаниями. Свирепел все более. Его крики наполняли весь дом. Надавал Нете пощечин. Нета горько рыдала. Наконец Мотовилов устал. Вспомнил, что надо рассказать жене. Выпил воды. Прошелся по кабинету. Сказал: