Том 1. Тяжёлые сны
Шрифт:
Логин чувствовал, что слишком волнуется, и упрекал себя за это, но не мог сдержать волнения.
— Что хочу сказать? — со злобною усмешкою переспросил Андозерский. — Надо полагать, не больше того, что все говорят.
— А именно? — сурово, металлическим звуком спросил Логин.
— Видишь ли, много глупостей болтают. Общество, мол, предлог для противоправительственной пропаганды. Болтают, что гимназистов ты собираешь, чтоб им идеи вредные внушать. Заговор какой-то, говорят, ты устраиваешь, воздушные шары какие-то
— Грязно, грязно это!
— А у нас то и любят, дружище. Грязно, вишь, тебе! А для нас пикантно, — у нас такими штуками барышни захлебываются. Послушал бы ты, как об этом Клавдия разговаривает, — с упоением.
— Да, помню я, как ты перед Клавдией прохаживался на мой счет.
— Ну, уж это ты… Я за тебя везде распинаюсь.
— Совершенно напрасно.
— Чудак, не могу же я слушать клеветы и не возражать. Но мне не верят, — послушают, пожмут плечами, да при своем и остаются. Сам должен знать, что за остолопы в нашем богоспасаемом граде водятся. Их хлебом не корми, а гадость расскажи. Что им и делать? Разговоры о пустяках, читают только сальные романы, — праздность, скука, духовных интересов никакейших. А ты сам даешь повод, — неосторожен, дразнишь гусей, — и в ус себе не дуешь.
— Вот что!
— Да, брат: с волками жить — по-волчьи выть. Взять хоть дело Молина. Оно, может, и некрасиво, — да только зачем тебе понадобилось такой вид делать, что это, дескать, за мерзавца мерзавцы заступились. Шестов — дурак, мальчишка; по глупости разозлил кого не надо, на него и клевещут. Ты с ним дружишь, — ну вот и на тебя тоже. Ну, пусть мы, и в самом деле, все мерзавцы, но не любим мы, дружище, ой как не любим, чтоб нас презирали так уж очень откровенно.
— Клеветой мстить начнете?
— Не начнем, а начнут! — внушительно поправил Андозерский. — Что делать, все люди — все человеки, у всякого свой собственный взгляд на вещи. Мы вот по совести судим, а ты нас живодерами облаял. Этак ты нас, если бы власть у тебя была, и в каторгу сослал бы. Логин тихо и зло рассмеялся. Его лицо побледнело.
— Да, Анатолий Петрович, есть из нас такие, что и каторги им мало! Ядовитых змей истреблять надо.
— Ну, ты, однако, нехорошо смеешься! — хмуро сказал Андозерский. — Нервы, дружище; лечиться надо. Ну, и заболтался же я с тобою.
Он ушел и оставил на душе Логина злобное, мстительное чувство. И опять, как прежде, это темное чувство сосредоточилось на Мотовилове.
«Вот человек, который не имеет права жить!» — припомнилось ему.
Бледный и злой, Логин сжал руками спинку стула и несколько раз ударил им по стене, — нелепое движение успокоило. Опять вспомнилась Анна, — глаза ее посмотрели укоризненно.
Новости в нашем городе распространяются с удивительною быстротою. Не успел Андозерский дойти до квартиры Логина, как Вале уже известен
Убедилась, что Андозерский ухаживает за барышнями, выбирает невесту, а ею только забавляется. Она решилась опять сойтись с Сеземкиным. Бедный Яшка почувствовал себя на седьмом небе от восторга. Но Вале было досадно за обманутые надежды. Ждала случая отплатить Андозерскому.
Сегодняшнее судьбище — Валя хорошо знала это, — могло не понравиться только Анне; Нета искренно веровала, что мужики-дикие люди; для Клавдии такие низменные вещи, как мужицкие дела, вовсе не могли быть интересны. И вот Валя побежала в усадьбу Ермолиных, босиком, красная от радостного волнения.
Анна только что вернулась откуда-то и переменяла амазонку на домашнее платье. Валя стояла перед нею и рассказывала. Анна строго смотрела на Валю и хмурила брови. Сказала:
— Нехорошо, Валя. Вы там тоже были, — и вот…
— Анна Максимовна, — оправдывалась Валя, — да ништо ему: чего же он зевал, а потом палец укусил Алексею Степанычу.
— Ах, Валя, не в том дело, — а его на чужом огороде поймали, вот что. Вам бы унимать ребят, а вы сами с ними.
— Да ведь это же не кража, — а просто шалость.
— Хороша шалость! Это не мальчишка, а вы заслужили то наказание.
Валя заплакала. Говорила, всхлипывая:
— Я знаю, что я виновата, только зачем же они так жестоко!
— Что других обвинять. Валя! Напрасно вы торопились мне это рассказывать.
Валя пуще расплакалась, стала на колени перед Анною и ловила ее руки.
— Ей-богу, я больше не буду, — говорила она. — Не отталкивайте меня, — лучше накажите, как знаете.
В этот день Андозерский решился наконец закрепить выбор невесты. Недаром вчера сидел запершись и пил: обдумывал предстоящий шаг.
Богаче всех невест была Анна. Андозерский решил, что любит ее. Пора было сделать предложение. Был почти уверен, что его ждут с нетерпением.
Благоразумнее бы отложить до завтра, чтоб вести дело со свежею головою. Но водка и досада на Логина подстрекали.
«Он за нею, кажется, приволокнуться вздумал, — размышлял Андозерский, — докажу ж я ему дружбу!»
Выкупался. Показалось, что голова свежа, как никогда. «Чист как стеклышко», — вспомнил поговорку Баглаева. Вдруг стало весело и приятно. Думал, что от него, может быть, попахивает вином, но это не беда: облил духами одежду и был уверен, что благоухание заглушит винный букет.
Быстро доехал Андозерский до усадьбы Ермолина. Судьба благоприятствовала: Анна была дома, одна, сидела на террасе, читала. Черные косы сложены низким узлом. Золотисто-желтое узкое платье, высоко опоясанное, шло к милому загару босых ног.