Том 10. Письма. Дневники (с иллюстрациями)
Шрифт:
Ответьте мне, пожалуйста, Вы — режиссер, как можно 4-х актную пьесу превратить в 3-х актную?!
1 акт. Приезд Аметистова.
2 акт. Кончается демонстрацией (по плану Вашего Совета).
Из задачника Евтушевского: спрашивается, что должно происходить в 3-м (последнем?!) акте?! Куда я, автор, дену китайцев, муровцев, тоску и т. д.? Куда? Убрать китайскую любовь? Зачем тогда прачешная в 1 акте? Кому нужна Манюшка?
Коротко: «Зойкина» - 4-х актная пьеса. Невоз-мож-но ее превратить в 3-х актную. Новую трехактную пьесу я писать не буду. Я болен (во-1-х), переутомлен (во-2-х), в-3-х же, публика, видевшая репетиции, совершенно справедливо говорит мне: «Не слушайте их (Совет, извините!), они сами во всем виноваты».
В-4-х: я полагал, что будет так: я пьесы пишу, студия их ставит. Но она не ставит! О, нет! Ей не до постановок!
Итак: я согласился на переделки. Но вовсе не затем, чтобы устроить три акта. Я сейчас испытываю головные боли, очень больной, задерганный и затравленный сижу над переделкой. Зачем? Затем, чтобы убрать сцену в Муре. Затем, чтобы довести «Зойкину» до блеска. Затем, чтобы переносить кутеж в 4-й акт. Я не нанимался решать головоломки для студии. Я писал пьесу!
Одна возня с кутежом может довести до белого каления (изволь писать новый текст для 4-го акта и для 3-его!!). В одном мы сходимся: сцену «фабрики» и «Аллы — Зои» можно вести как 1 картину. Это я устрою. Вам будет удобно.
О «вялости» этих сцен мне говорить неудобно. Не смею спорить, ведь я — автор. Но, увы, публика спорит за меня...
Зрители.
— Вы будете переделывать?! Бросьте! Зачем Вы их слушаете? Сцена Аллы — Зои очень хороша, но они совершенно никак ее не сыграли! Они кругом виноваты!Они не переварили нисколько Вашего текста!
Вот что говорят дерзкие зрители! Этого мало. Я еще молчу о том, что у меня безжалостно вышибали (и без всякой цензуры!) лучшие фразы из текста: где «Зойка — вы черт?», где «ландышами пахнет», и т. д. и т. д. Где?.. Где?
Понижение к концу пьесы? А публика (квалифицированная, отборная, лучшая — театральная!) говорит, что я даром себя мучаю, 3-й и 4-й акты просто не сыграны. Стало быть, незачем и переделывать.
Но ладно. Я переделываю, потому что, к сожалению, я «Зойкину» очень люблю и хочу, чтоб она шла хорошо.
И готовлю ряд сюрпризов. Не 3 акта будет, а, как было, 4-е. Но Газолин будет увеличен, кутеж будет в 4-м акте, Мура (сцены с аппаратами не будет). В голове теперь форменная чертовщина! Что мне делать с Алилуйей? Где будет награждение червонцами? И т. д.?! Я болен. Но переделаю.
%% не играют никакой роли! Просто я написал 4-х актную, а не 3-х актную. Я бы рад и 2 акта сделать, но не делается.
Сообщите мне наконец: будут вахтанговцы ставить «Зойкину» или нет? Или мы будем ее переделывать до 1928 года? Но сколько бы мы ни переделывали, я не могу заставить актрис и актеров играть ту Аллу, которую я написал. Ту Зойку, которую я придумал. Того Алилуйю, которого я сочинил. Это Вы, Алексей Дмитриевич, должны сделать.
Я надеюсь, что Вы не будете на меня в претензии за некоторую растрепанность этого письма. Я очень спешу (оказия в Москву), я переутомлен.
На днях я студийной машинистке начну сдавать для переписки новую «Зойкину», если не сдохну. Если она выйдет хуже 1-й, да ляжет ответственность на нас всех! (Совет в первую голову!)
Пишу Вам без всякого стискивания зубов. Вы положили труд. Я тоже.
Привет! Ваш М. Булгаков. Адрес: Москва, Мал. Левшинский пер. 4, кв. 1. В Москве я часто бываю. Приезжаю с дачи [322] .
322
Весной 1926 г. Михаил Афанасьевич и Любовь Евгеньевна решили, не выдержав московской сутолоки, поехать на юг, в Мисхор, но и здесь, прожив лишь месяц, разочарованные, вернулись в Москву. А лето было в самом разгаре, и столько планов остались неисполненными. И прежде всего — «Зойкина квартира».
Встретились с Николаем Николаевичем Ляминым, одним из ближайших друзей Булгаковых, и он рассказал им, что живет с женой на даче Понсовых, в Крюкове. Булгаковы поехали посмотреть дачу и остались довольны. Вскоре они уже жили на даче Понсовых, у которых было пятеро детей, теннисная площадка, а кругом — лес с грибами. Так что можно было отдыхать, а главное — работать Михаилу Афанасьевичу. «Нам отдали комнату — пристройку с отдельным входом. Это имело свою прелесть, например, на случай неурочного застолья. Так оно и было: у нас не раз засиживались до самого позднего часа, — вспоминала Белозерская. — Добрые и хлебосольные Понсовы часто принимали гостей.
И как хорошо работалось Михаилу Афанасьевичу в этой доброжелательной обстановке: все понимающая и любимая жена; грибы, теннис, вечерние розыгрыши, смех молодежи, песни под гитару, а иной раз и забавные спиритические сеансы, до которых Михаил Афанасьевич был большой охотник.
Булгаков работал быстро, вскоре первый вариант «Зойкиной квартиры» был закончен и передан в театр. И вот тут-то и начались мучения, которые так емко и точно переданы в этих письмах.
26 июля 1926 года.
М.А. Булгаков - А.Д. Попову [323]
1926, Москва 11-го августа
Уважаемый Алексей Дмитриевич!
Переутомление, действительно, есть. В мае всякие сюрпризы, не связанные с театром, в мае же гонка «Гвардии» в МХАТе 1-м (просмотр властями!). В июне мелкая беспрерывная работишка, потому что ни одна из пьес еще дохода не дает, в июле правка «Зойкиной». В августе же все сразу. Но «недоверия» нет. К чему оно? Силы Студии свежи, вы — режиссер и остры и напористы (совершенно искренне это говорю). Есть только одно: вы на моих персонажей смотрите иными глазами, нежели я, да и завязать их хотите в узел немного не так, как я их завязал. Но, ведь, немного! И столковаться очень можно.
323
Петелин В. Россия - любовь моя. Затем: Письма. Печатается и датируется по автографу (РГАЛИ).
Что касается Совета, то он, по-видимому, непогрешим.
Я же, грешный человек, могу ошибаться, поэтому с величайшим вниманием отношусь ко всему, что исходит от Вас. Надеюсь, что ни дискуссии, ни войны, ни мешанина нам не грозят. Я не менее Студии желаю хорошего результата, а не гроба!
И вот доказательство — сводка того, над чем сейчас я сижу:
«Увеличение Газолина» преступно. Побойтесь Бога! Да разве я не соображаю, что когда нужно сжимать и оттачивать пьесу, речи быть не может о раздувании 2-го персонажа? Я просто думал, что Вы поймете меня с полуслова.
Дело вот в чем: ведь, Мура (учреждения) не будет, и Газолин наведет из мести к Херувиму Мур на квартиру Зойки.
Не бойтесь: никакого количественного увеличения, а эффекту много. На вас же работаю, на Совет! На поднятие финального акта.
Согласны?
Но лучше по порядку.
1-й акт: как был, но с чисткой. Уходов Херувима не два, а один, («До чего ты оригинальный!») и концовка так:
Херувим возвращается, мальчишки во дворе поют «Многие лета! Многие лета!»
Аметистов. Манюшка! Что стоишь как китайская стена? Кричи ура!
Тут и «ах, мерзавец!» и «Многие лета», и музыкальный шум. Мне кажется, так веселей.
Кроме того в 1-м акте несколько сокращений незначительных.
2-й. Фабрика на ходу как была (ответственной далее — Агнесса Ферапонтовна), появляется Зойка, у швеи слова «Зад как рояль, только клавиши приделать и в концертах можно играть» затем, чтобы Аметистов мог поговорить с ними (со швеей и закройщицей) и их убрать. Тогда Алла входит без всяких перемен.