Том 10. Публицистика
Шрифт:
Один честный, талантливый советский критик сказал: «Какой же народ судья? Публика на периферии, да и у нас в Москве ломится на такие-то и такие-то пьесы. (Он перечислил по пальцам скверные пьесы, идущие на периферии.) Недалеко бы мы ушли с нашей драматургией, оценивая ее спросом публики. Нет, — сказал мне критик, — лишь мы судьи, мы устанавливаем критерий».
Этот критик не прав, конечно, потому что народ, советская интеллигенция еще не дали ему права быть судьей. Он должен завоевать это право. Как завоевать? Как завоевал Белинский.
Он не прав еще и
Такое отношение называется дендизмом — оно имело свое место в истории, в первой половине XIX столетия, когда лучшие умы шли наперекор мутному, все нивелирующему валу торжествующей буржуазии, мертвящему ужасу мещанства. Тогда пунцовый жилет Теофиля Готье на премьере «Эрнани» был вызовом, был как бы плащом матадора перед мордой быка.
Но кому хочет бросить вызов критик, пренебрегая настроением зрительного зала? Самому себе! Нет, стойте лицом к зрительному залу, ищите в нем решение судьбы искусства.
В-третьих, если на периферию попадают дешевые пьесы, то почему же нужно винить публику, что она кушает эти несвежие консервы? Периферия тоскует но хорошим пьесам. Не говорите, пожалуйста: наша невестка все стрескает. Дайте периферии хорошие пьесы, и она откажется от консервов.
В-четвертых, возьмите отчеты библиотек. Кого больше всего читают в Советском Союзе? Пушкина. А это разве не говорит о высшем вкусе?
Поставьте сейчас в Зеленом театре «Царя Эдипа» — вы отметите серьезный и глубокий успех. Я этому свидетель: несколько лет назад я видел «Царя Эдипа» под открытым небом, перед аудиторией в несколько тысяч человек ленинградских рабочих. Что играют на «глубокой периферии», в колхозных театрах, в кружках самодеятельности? Играют классиков и страстно ждут советскую, настоящую народную пьесу.
Народ — судья искусству. И задача критики — быть выразителем высших художественных требований народа. Умаляет критика такая роль? Отнюдь нет, она выше и значительней, чем единоличный вкус, она и есть задача социалистического реализма.
Советская интеллигенция в своем движении, в своем культурном росте создает передовое социалистическое искусство, в частности драматургию. Прежде всего не нужно забывать, что это дело новое: социалистический реализм строится на художественном опыте тысячелетней гуманитарной науки. Это дело безусловное, ему может помешать разве только столкновение земли с другой планетой, но такого случая не предвидится.
Земля вспахана, семена посеяны, они взошли, их. ждет цветение. Творческие силы народа должны быть оформлены в величественных образах. Ничто не может помешать этой задаче нашего искусства. Она будет выполнена!
Мы говорим о тех рогатках, которые разные недотепы и недоумы, моральные сухари, всякие успокоившиеся на лаврах, всякие перестраховщики и трусы ставят перед драматургом, мешая ему дышать, всей грудью, расправить мускулы своего таланта, мешая ему петь в серебряную трубу, идя впереди миллионов,
Мы много говорим об этих рогатках. Но на сегодня это лишь призрачные рогатки. Их нет, потому? что драматург не хочет, чтобы они были. Если он их не отшвырнул, — народ потребует этого. В Советском Союзе любят смелых. Народ не прощает уныния, страха, колебания, нерешительности. Художников создавало бесстрашие, упорство, дерзость и величие поставленных задач. Нет, не будем больше говорить о рогатках, это значит сваливать вину с себя на всякие посторонние условия.
Скажу про себя. На моем творческом пути не мало было рогаток и даже волчьих ям, вырытых, например, покойной РАПП. И сейчас я получаю здоровые удары и тумаки. Я не скажу, чтобы я шел через эти препятствия с веселой песней. Я стонал и кряхтел. Все мы таковы. Но я всегда чувствовал, что иду в потоке неисчислимых миллионов творцов новой жизни. Творчество — это трудное дело. И всегда я чувствовал, что судья моим делам — народ. Он требует — твори и давай. Народ и партия, ведущая народ к коммунизму, требуют от искусства наивысшего напряжения, растущего напряжения. И мы должны напрягаться.
Да здравствует советское искусство!
Чего же нам не хватает на сегодняшний день? Наше художественное мышление двигается часто по оголенным схемам. Изобразитель отстает от мыслителя. Наша общественная жизнь так насыщена идеями, что они часто ослепляют художника, и он, как человек, глядящий на солнце, не видит красок. Это касается и драматурга и режиссера. У обоих у нас то же отставание в чувственном восприятии нашей жизни, столь насыщенной идеями.
Вот тут, мне кажется, весь секрет нашей работы над самим собой, тут, з овладении этим секретом, и лежит основание для дивного и невиданного взлета искусства социалистического общества.
Сумма наблюдений, больших и маленьких, мимолетных и глубоких, осознанных и неосознанно-летучих, всегда складывается, интегрируется у художника в тот собирательный, реалистический образ, который мы называем типом эпохи.
Не будем ссылаться на то, что художнику нужен отстой эпохи, что Гоголь создал «Ревизора» из типов предшествующего ему времени. Отстой эпохи — приятный материал для художника. Но это не значит, что только отстой может быть материалом для создания полнозвучных художественных произведений. Это опровергается первым же пришедшим на ум примером: Бальзак писал свои величественные романы с натуры, Тургенев писал о современниках, Пушкин и Грибоедов писали свою эпоху.
Вы спросите: почему же нам трудно делать это? Потому что наши задачи неизмеримо труднее. Потому что на земле до нас не было бесклассового общества, не было государства, строящегося по законам философии коммунизма.
Но если нам трудно врубаться в неизведанные рощи социалистического Парнаса, то именно в этом залог того, что искусство наше хорошо и высоко. Путь искусства всегда труден, и чем труднее путь, тем блистательнее находка!
Да здравствует социалистическое искусство!