Том 11. Драматические произведения 1864-1910 гг
Шрифт:
Наталья Павловна и Марья Дмитриевна. Сама, сама.
Хрисанф Васильевич. Какое недоразвитие!
Марья Дмитриевна. Ну полноте, Хрисанф Васильевич. Как это шутки не понимать! Однако мне надо идти, как бы не хватились.
Николенька (бежит). Идет, идет сама, распросама!
Бегают без толку кругом стола, кричат: «Батюшки!»
Марья Дмитриевна. Полноте, несите все вон, прячьте!
Все убегают, кроме Марьи Дмитриевны и
Марья Дмитриевна, Хрисанф Васильевич и Глафира Федоровна.
Глафира Федоровна. Мило, очень мило. Simon, бедный Simon! И ты не пожалела моих седых волос. Для кого? Хорош, помазилка!
Хрисанф Васильевич (с достоинством). Какое вы имеете право?
Марья Дмитриевна. После, maman, после все расскажу. Пойдемте, Хрисанф Васильевич. (Уводит студента.)
Глафира Федоровна одна, потом Фиона Андреевна.
Глафира Федоровна (одна). Ни стыда, ни совести! Так, сударыня! Взяла под ручки своего возлюбленного и пошла. Бог мой! Нет, я не перенесу этого. Фиона Андреевна! Фиона Андреевна!
Фиона Андреевна (вбегает). Благодетельница!
Действие третье
Глафира Федоровна и Фиона Андреевна раскладывают карты.
Фиона Андреевна. И слышит она необыкновенный треск, глядит, а у ней под образами круги, все круги…
Глафира Федоровна. Да что за круги?
Фиона Андреевна. Уж это ей, матушка, так бог дал знамение… Ну-с, вот она и пошла к старцу, приходит в келью, глядь, а там свинья сидит… бес над ней. Она так и хлопнулась. Спасибо, послушник вошел, спрыснул ее, говорит: это ничего, он у нас блаженный! Иной раз бог знает чем прикинется.
Глафира Федоровна (отдает ей карты). Помешайте карты.
Фиона Андреевна. Извольте, матушка. Вот, сударыня моя, старец этот и посоветовал: поди, мол, к Соловецким.
Глафира Федоровна. Куда?
Фиона Андреевна. К Соловецким, матушка. Ну-с, она и пошла, — шла, шла, а он-то все в глазах…
Глафира Федоровна. Кто?
Фиона Андреевна. Да бес-то. И заболи-то у нее вдруг нога, шишка.
Глафира Федоровна. Что?
Фиона Андреевна. Шишка, да вот на самом на этом месте — на щиколке. Как тут быть? Остановилась она у старушки, а старец, отец Анфилогий ей сказал: смотри никогда на правом боку не спи, потому — он тут сидит…
Глафира Федоровна. Да что ты, мать моя, так бестолково рассказываешь? Да кто сидит-то?
Фиона Андреевна. Он,
Глафира Федоровна. Да ну, будет вам! У меня не то в голове. Где Сеня-то наш? Бедный Simon! Подумать не могу. Вон и он, уйдемте. (Уходят.)
Семен Иваныч один, потом Наталья Павловна.
Семен Иваныч (входит мрачный). Нет, я не могу этого терпеть больше. Маменька призвала меня и решительно объявила, что она сама видела, как моя жена говорила тайно с этим господином. Она говорит… Но это ужасно, что она говорит и думает… Положим, это вздор, но как довести себя до того, чтобы подать повод это думать! Но надо решиться. Я не могу так это оставить. Пойду к ней и объяснюсь. Маша, Маша, как я любил тебя! А этого господина… ну, уж этому господину нехорошо будет — да, нехорошо! (Берет дубину.)
Наталья Павловна (входит). Что вы, Семен Иваныч, грустны как будто?
Семен Иваныч. Я? Нет, ничего.
Наталья Павловна. Что это какая страшная палка? Это зачем?
Семен Иваныч. Это так… (Молчит.) Наталья Павловна, что бы вы сделали, ежели бы всей душой вы любили человека, и этот человек не пожалел бы оскорбить вас, в самое больное место поразить вас?
Наталья Павловна. Я, право, не знаю, я не испытала.
Семен Иваныч (берет палку). Я знаю, что сделать. (Угрожает дубинкой.) Нет, ничего. Прощайте.
Наталья Павловна уходит. Ах, нет… Где Маша? Пойду и решу все, непременно решу! (Идет.)
Марья Дмитриевна (из-за двери). Сеня, это ты? Выдь на минутку, я тебя прошу.
Семен Иваныч (в сторону). Она и скрывать не хочет! Непонятно.
Наталья Павловна уходит.
Хрисанф Васильевич (входит, берет свечи, отодвигает стол и стулья). Вас просят выйти на минуту.
Семен Иваныч (берет палку). Постойте, подождите!
Хрисанф Васильевич. Некогда, после. (Уходит, унося свечи.)
Люба.
Люба (подбегает к двери). Глафира Федоровна, голубушка, скорее! что у нас делается; прелесть! идите скорее. (Убегает.)