Том 11. Монти Бодкин и другие
Шрифт:
Казалось, она пребывает в нерешительности:
— Монти, можно тебя кое о чем попросить? Ты не подумаешь, что я жуткая идиотка?
— Да нет.
— Но ведь ты не знаешь, о чем я хочу попросить. Можешь кое-что мне пообещать?
— Все, что твоей душе угодно.
— В общем, это насчет Фуксии. О, я знаю, — добавила Гертруда, видя, что Монти воздевает руки к небу, — между вами ничего нет. Но, Монти, миленький, можешь дать мне слово, что не будешь с ней разговаривать?
Монти подошел к перилам и устало привалился к ним спиной. Такого
— Дать слово?
— Ну да.
— С ней не разговаривать?
— Да.
— Но…
Монти ощутил в ее тоне едва различимый холодок.
— А тебе так нужно с ней разговаривать?
— Нет-нет, ни в коем случае. Только…
— Что «только»?
— Ты ведь знаешь, какая она.
— Да, знаю. Поэтому и не хочу, чтобы ты с ней разговаривал.
— Я имею в виду, есть у нее такая манера навязываться, если ты меня понимаешь. Положим, она сама первая со мной заговорит.
— Ты поклонишься и ответишь спокойно: «Мисс Флокс, предпочитаю не поддерживать с вами отношения».
— Кто, я? — переспросил Монти испуганно.
— И удалишься прочь. Эта женщина полна коварства.
— Черт побери, она обручена с Амброзом!
— Это она так говорит.
— Правда обручена. Доподлинно известный факт.
— Ну и что, какая разница? Такие девицы, как она, никогда не довольствуются одним кавалером. Не удивлюсь, если выяснится, что она флиртует с половиной мужчин на корабле. Видел ее с этим доктором?
Последнее высказывание Монти счел нужным опровергнуть.
— Боже ты мой! Да они просто играют в кольца — по-моему, довольно невинное занятие.
Холодок в тоне Гертруды стал более ощутим:
— Понимаю, ты привязан к своим друзьям. Монти рубанул воздух.
— Она мне не друг. Обычная знакомая, и то с большой натяжкой.
— Пусть ей и остается, — сказала Гертруда. — И чем с большей натяжкой, тем лучше. Итак, ты даешь слово, что не будешь с ней разговаривать?
Монти не сразу ответил. А когда ответил, голос его был чужим и скрипучим:
— Ладно.
— Вот и чудесно. Донесся звук гонга.
— Ланч! — радостно воскликнула Гертруда. — Идем.
Молодому человеку, желающему пообщаться с девушкой и при этом давшему своей суженой слово с ней не разговаривать, наша современная цивилизация, несмотря на все те нелицеприятные вещи, которые о ней время от времени говорят, предоставляет ряд преимуществ по сравнению с более ранними историческими периодами.
Будь Монти Бодкин трилобитом, барахтающимся в первобытной слизи, ему не удалось бы установить с Фуксией контакт. Будь он кроманьонцем, ему бы пришлось передавать свои мысли при помощи рисунков и изображать на стенах пещеры бизонов эпохи палеолита, а ни для кого не секрет, что это хлопотное дело. Но проживая в двадцатом столетии, он имел под рукой карандаши, конверты и бумагу и решил ими воспользоваться.
Сразу же после ланча, старательно обходя людные места из боязни столкнуться
В такого рода мероприятиях труднее всего сочинить первое письмо, поскольку оно задает тон. Отбросив с самого начала вариант: «Мисс Флокс, ваше поведение беспрецедентно», поскольку из-за мистера Лльюэлина, не оправдавшего его ожиданий, он до сих пор не знал, как пишется «беспрецедентно», Монти осмотрительно воспользовался формой третьего лица.
«Мистер Бодкин шлет привет мисс Флокс; мистер Бодкин выражает надежду при первом же удобном случае получить назад Микки Мауса, которого ей вручил этот осел Альберт Пизмарч».
Он перечитал письмо и остался доволен. Оно ему показалось лаконичным и вместе с тем полным внутреннего достоинства. Он никогда не видел дипломатической ноты, которую посол одной великой державы вручает послу другой великой державы, но, по его представлениям, такая нота выдерживается в похожем стиле — вежливая, сдержанная и без экивоков.
Он нажал на звонок и приказал стюарду, убиравшему его спальню, прислать к нему Альберта Пизмарча.
При обмене дипломатическими нотами первостепенную роль играет посланник, и Монти нутром чуял, что Альберт Пизмарч, непосредственный виновник несчастья, — идеальный кандидат. После беглого осмотра шлюпочной палубы он удостоверился, что Фуксия опять играет в кольца, из чего вытекало, что посреднику придется изрядно попотеть, побегав вверх-вниз по лестнице. Мысль о взмокшем Альберте Пизмарче, карабкающемся по ступенькам, нашла живой отклик в его душе.
Вскоре послышались далекие звуки «Свадебной песни пахаря», и появился Альберт Пизмарч.
— Здорово, Пизмарч.
— Добрый день, сэр.
— Передайте эту записку мисс Флокс и принесите ответ. Мисс Флокс на шлюпочной палубе.
На лице вошедшего стюарда было написано неодобрение, поскольку Монти потревожил его в тот самый момент, когда он собирался поваляться и спокойно выкурить трубку. При последних словах неодобрение стало заметнее. Он брезгливо поджал губы на манер испанской дуэньи и состроил до боли знакомую Монти гримасу. Сомнения быть не могло: стюарда беспокоила моральная сторона дела.
— Разумно ли это, сэр?
— Хм-м-м…
— Конечно, я вполне отдаю себе отчет, — продолжил Альберт Пизмарч с чувством оскорбленного достоинства, что было вполне в его стиле, — что не вправе критиковать и делать замечания, но возьму на себя смелость заметить, что за время пути я к вам весьма привязался, сэр, и болею за вас всем сердцем. Но, при всем моем уважении, разумно ли это, спрашиваю я. Естественно, если вы настаиваете, я подчинюсь и доставлю письмо мисс Флокс, ибо всегда рад услужить, но позвольте спросить напоследок: разумно ли это?