Том 12. Из 'Автобиографии'. Из записных книжек 1865-1905. Избранные письма

Твен Марк

Вот письмо, которое я получил. Поскольку, когда оно появится в свет, и Хигби и я уже будем в могиле, я позволю себе привести его здесь со всеми особенностями орфографии и стиля, потому что они составляют для меня неотъемлемую часть облика моего друга. Хигби - честная, открытая душа. Он простосердечен и безыскусствен, как его орфография и стиль. Он не просит извинить его за ошибки в письме; и в таком извинении нет надобности. Его ошибки показывают, что в образовании у него есть пробелы, и еще показывают, что он не скрывает этого.

"Гринвилл, округ Плюмас, Калифорния.

15 марта, 1906. Сэмюелу Л. Клеменсу,

Нью-Йорк-Сити, штат Нью-Йорк.

Многоуважаемый сэр, уже два или три раза ко мне обращаются с просьбой,

чтобы я написал о маем знакомствии с вами, в начали шистидесятых годов в Неваде, и я решил это сделать и вот уже несколько лет записываю разный случаи, какие приходят на памить. Меня смущаит, что я не припомню точно, когда вы появились в Авроре и еще я не помню, когда вы, поели того, как посилились в Неваде, первый раз пришли через Сьерру в Калифорнию и еще не помнити ли вы точно, когда это было, что вы пошли ухажевать за больным где то возле Уокер-Ривер и мы потиряли наши заявки. Не подумайти, пожалуйста, что я хочу присвоить часть вашей славы. Я просто хочу напомнить некоторый случаи, которые вы упустили привисти в ваших рассказах и книгах, какии мне довелось прочитать. То, что я напишу, я пошлю вам, вы посмотрити, вычеркнити то, что вам покажется нижилательным и вставити, что сами сочтети нужным.

Несколько лет тому назад мой домик сгорел, сгорели и все бумаги. Вот почиму я прошу напомнить мне все эти числа. Последний два-три года я хвараю, заработка нет и приходитца туго. Не буду скрывать от вас, что задумал писать с расчетом немножко подзаработать и конечно для миня очинь важно будит ваше искриннее мнение о том, что я напишу, и ваш совет, можно ли будит это пичатать. Я прилагаю копию письма из "Геральда", которое я получил, когда запросил, нужна ли им такая статья. Надеюсь, что вы ответити мне как только выбирится свободное время.

Остаюсь уважающий вас

К.X.Хигби".

"Кэлвину Хигби, Гринвилл, Калифорния.

Нью-Йорк, 6 марта 1906 г.

Уважаемый сэр, мы будим очинь рады, если вы нам пришлети ваши воспоминания о Марке Твене и если они окажутся интиресными, - а мы полагаем, что они должны быть весьма интиресны - мы готовы щедро заплатить вам за право их напичатать. Точную сумму мне назвать сейчас трудно, пока я не познакомился с рукописью. Как только вы ее нам придставити, равно как и право согласовать ее с мистером Клеменсом, я буду счастлив низамидлитильно сообщить вам о решении редакции и размере вашего гонорара. Впрочем, если вы имеети в виду какую нибудь опридиленную сумму в качистве гонорара за вашу статью, прошу вас поставить меня об этом в известность.

С совиршенным почтением редактор воскресного издания "Нью-Йорк геральд"

Дж.Р.Майнер".

Я тут же ответил Хигби и просил его разрешить мне быть его литературным агентом. Лопатой он орудует лучше меня - я сейчас расскажу об этом, - но когда нужно снять шкуру с издателя, здесь ему со мной не сравняться.

В приложенной копии редакционного письма Хигби внес поправки в орфографию джентльмена из "Геральда" и приблизил ее к своей собственной. Он сделал это крепко, основательно и без предрассудков. На мой взгляд, письмо только выиграло. Надо сказать, что уже шестьдесят лет, а быть может и больше, письмо без орфографических ошибок вызывает у меня отвращение. Главным образом потому, что единственное что я умел по-настоящему делать, когда был мальчишкой, - это писать грамотно. Преимущество, которое мне это давало, было пустым и ничтожным, и я рано привык относиться к нему равнодушно. Равнодушно же потому, что умение писать без ошибок - божий дар в чистом виде, - не требует труда и усилий. Когда что-нибудь достается в результате труда и усилий, этим гордишься как своим достижением. Когда же вам дано что-нибудь милостию божьей, то заслуга исключительно принадлежит ангелам, и у них, надо думать, вызывает приличное случаю удовлетворение и гордость, - ну а вы в стороне, ни при чем.

Хигби был первым, кто воспользовался

моим гениальным и безошибочным способом поступать на работу. За протекшие с тех пор сорок лет я не раз подвергал этот способ строгой проверке. Насколько мне известно, он выдержал все испытания. Я мало чем так горжусь, как этим изобретением и тем, что, основывая его на свойствах людской природы, я оказался, очевидно, достаточно тонким психологом.

Мы с Хигби жили тогда в хижине у подошвы большой горы. Наша хижина не была излишне просторной; втроем (считая и печку) мы еле в ней помещались. Она не была и уютной - с восьми вечера и до восьми утра ртуть в нашем термометре успевала совершить очень длинное нисхождение. Мы искали серебро на холме, в полумиле от нашего обиталища, в компании с Бобом Хаулендом и Хорэсом Филипсом. Каждое утро, захватив с собой завтрак, мы отправлялись туда и трудились до вечера, подрывая породу, надеясь, отчаиваясь, снова надеясь и медленно, но верно проедая свои последние деньги.

Наступил день, когда деньги кончились, серебра между тем по-прежнему не было видно, и нам стало ясно, что придется добывать средства к жизни каким-нибудь другим способом.

Мне удалось получить место поблизости, на обогатительной фабрике. Я должен был просеивать песок с помощью лопаты с длинной рукоятью. Должен сказать, что я никогда не питал склонности к подобным лопатам. Я не мог научиться взмахивать этой лопатой как следует; в пяти случаях из десяти, песок вовсе не достигал грохота: он сыпался мне на голову и потом вниз, за шиворот. Это была отвратительная работа, но за нее платили десять долларов в неделю, не считая хозяйских харчей. Последнее я упоминаю не зря, так как дело не ограничивалось ветчиной, бобами, кофе, хлебом и патокой; каждый божий день нам давали компот из сушеных яблок, как если бы на неделе было семь воскресений. Но эта роскошная жизнь, эта вакханалия чувственных наслаждений быстро пришла к концу, и тому были две причины, каждая из которых в отдельности была совершенно достаточной. Я считал, что работа мне не по силам; хозяева со своей стороны считали нецелесообразным платить мне за то, что я сыплю себе за шиворот песок. Я был уволен как раз в тот момент, когда решил просить об отставке.

Если бы на моем месте был Хигби, обе стороны были бы довольны друг другом. Хигби был мускулистый гигант. Лопата с длинной рукоятью была для него все равно, что для императора скипетр. Он махал бы этой лопатой двенадцать часов подряд, не ускоряя дыхания, - вы не обнаружили бы у него учащенного пульса. Пока что Хигби сидел без работы и даже чуть приуныл.

– Ах, если бы мне только получить место на "Пионере"!
– твердил он с тоскою в голосе.

Я спросил:

– Кем ты хочешь быть на "Пионере"?

– Да хоть бы чернорабочим. Они платят там пять долларов в день.

Я сказал:

– Если это все, что тебе нужно, я готов услужить.

Хигби был поражен.

– Ты хочешь сказать, - вскричал он, - что ты мог бы устроить мне это место, что ты знаешь тамошнего десятника? И все время молчал?!

– Нет, - сказал я, - я не знаю тамошнего десятника.

– Кого же ты знаешь?
– спросил он.
– Как ты собираешься добыть мне работу?

– Для меня это сущие пустяки, - сказал я.
– Если ты сделаешь в точности, как я тебя научу, у тебя сегодня же будет работа.

– Я сделаю в точности, как ты мне скажешь, - сказал Хигби.
– что бы там ни было.

– Хорошо, - сказал я.
– Ты сейчас пойдешь на "Пионер" и заявишь, что хочешь получить место чернорабочего. Ты скажешь, что тебе надоело сидеть без работы, что ты с детских лет чувствуешь отвращение к праздности и не можешь жить без труда, - короче, что ты просто хочешь работать и не просишь за это никакого вознаграждения.

– Никакого вознаграждения?!
– спросил Хигби.

– Да, - сказал я.
– Никакого вознаграждения.