Том 12

Сталин Иосиф Виссарионович

По данным Всегерманского статистического управления, доля зарплаты в народном доходе Германии составляла в 1929 году 70%, а доля буржуазии — 30%. По данным Федеральной торговой комиссии и Национального бюро экономических исследований, доля рабочих в народном доходе САСШ за 1923 год составляла более 54%, а доля капиталистов — 45% с лишним. Наконец, по данным экономистов Болей и Стэмпа, доля рабочего класса в народном доходе Англии за 1924 год составляла немного меньше 50%, а доля капиталистов немного больше 50% народного дохода Англии.

Понятно, что нельзя принять результаты этих исследований на веру. Нельзя, так как кроме погрешностей чисто экономического порядка, в этих исследованиях имеются еще другого рода погрешности, имеющие своей целью

отчасти скрыть доходы капиталистов и преуменьшить их, отчасти раздуть и увеличить доходы рабочего класса, причисляя к рабочим чиновников, получающих огромные оклады. Я уже не говорю о том, что в этих исследованиях часто не учитываются доходы фермеров и вообще сельских капиталистов.

Тов. Варга подверг критическому анализу эти данные. И вот что у него получилось. Оказывается, что доля рабочих и прочих трудящихся города и деревни, не эксплуатирующих чужого труда, составляла в Германии 55% народного дохода, в САСШ — 54%, в Англии — 45%; доля же капиталистов в Германии — 45%, в САСШ — 46%, в Англии — 55%.

Так обстоит дело в крупнейших капиталистических странах.

А как обстоит дело в СССР?

Вот вам данные Госплана. Оказывается, что:

а) Доля рабочих и трудящихся крестьян, не эксплуатирующих чужого труда, составляла у нас в 1927/28 году 75,2% всего народного дохода (в том числе доля городских и сельских рабочих — 33,3%), в 1928/29 году — 76,5% (в том числе доля городских и сельских рабочих — 33,2%), в 1929/30 году — 77,1% (в том числе доля городских и сельских рабочих — 33,5%).

б) Доля кулаков и городских капиталистов составляла в 1927/28 году 8,1%, в 1928/29 году — 6,5%, в 1929/30 году — 1,8%.

в) Доля кустарей, большинство которых представляет трудящийся элемент, составляла в 1927/28 году 6,5%, в 1928/29 году — 5,4%, в 1929/30 году — 4,4%.

г) Доля государственного сектора, доходы которого являются доходами рабочего класса и вообще трудящихся масс, составляла в 1927/28 году 8,4%, в 1928/29 году — 10%, в 1929/30 году — 15,2%.

д) Наконец, доля так называемых прочих (имеются в виду пенсии) составляла в 1927/28 году 1,8%, в 1928/29 году — 1,6%, в 1929/30 году — 1,5%.

Выходит, таким образом, что в то время как в передовых капиталистических странах доля эксплуататорских классов в народном доходе составляет около 50%, а то и больше того, у нас, в СССР, доля эксплуататорских классов составляет не более 2% народного дохода.

Этим, собственно, и объясняется тот поразительный факт, что в САСШ в 1922 году, по словам американского буржуазного писателя Денни, “1% собственников сосредоточивал в своих руках 59% всего национального богатства”, а в Англии в 1920/21 году, по словам того же Денни, “менее 2% всего числа собственников владело 64% всего национального богатства” (см. книжку Денни “Америка завоевывает Британию”).

Могут ли иметь место подобные факты у нас, в СССР, в Стране Советов? Ясно, что не могут. В СССР давно уже нет и не может быть таких “собственников”.

Но если в СССР в 1929/30 году всего лишь около 2% народного дохода перепадает на долю эксплуататорских классов, то куда девается остальная масса народного дохода?

Ясно, что она остается в руках рабочих и трудящихся крестьян.

Вот где источник силы и авторитета Советской власти среди миллионов рабочего класса и крестьянства.

Вот где основа систематического роста материального благосостояния рабочих и крестьян СССР.

е) В свете этих решающих фактов становятся вполне понятными систематическое увеличение реальной заработной платы рабочих, рост бюджета социального страхования рабочих, усиление помощи бедняцким и середняцким

хозяйствам крестьянства, увеличение ассигнований на рабочее жилищное строительство, на улучшение быта рабочих, на материнство и младенчество и в связи с этим поступательный рост народонаселения СССР при сокращении смертности, особенно смертности детей.

Известно, например, что реальная заработная плата рабочих, считая социальное страхование и отчисления от прибылей в фонд улучшения быта рабочих, выросла в отношении довоенного уровня до 167%. Один лишь бюджет социального страхования рабочих вырос за последние 3 года с 980 миллионов рублей в 1927/28 году до 1400 миллионов рублей в 1929/30 году. На охрану материнства и младенчества ушло за последние 3 года (1927/28 — 1929/30 гг.) 494 миллиона рублей. На дошкольное воспитание (детские сады, площадки и т. д.) ушло за тот же период 204 миллиона рублей. На рабочее жилищное строительство — 1880 миллионов рублей.

Это не значит, конечно, что уже сделано все необходимое для серьезного увеличения реальной заработной платы, что нельзя было поднять реальную заработную плату на более высокую ступень. И если это не сделано, то в этом виноват бюрократизм нашего снабженческого аппарата вообще, бюрократизм потребительской кооперации прежде всего и в особенности. По данным Госплана, обобществленный сектор по внутренней торговле охватывает в 1929/30 году по опту более 99% и по рознице более 89%. Это значит, что кооперация систематически побивает частный сектор и становится монополистом в области торговли. Это, конечно, хорошо. Но плохо то, что эта монополия в ряде случаев идет во вред потребителям. Оказывается, что, несмотря на свое почти монопольное положение в торговле, кооперация предпочитает снабжать рабочих более “доходными” товарами, дающими большие прибыли (галантерея и т. д.), и избегает снабжать их товарами менее “доходными”, хотя и более необходимыми для рабочих (сельскохозяйственные продукты). В связи с этим рабочие вынуждены около 25% своих потребностей в сельскохозяйственных продуктах удовлетворять на частном рынке, переплачивая на ценах. Я уже не говорю о том, что аппарат кооперации более всего заботится о балансе, ввиду чего слишком туго идет на снижение розничных цен, несмотря на категорические директивы со стороны руководящих центров. Выходит, что кооперация действует в данном случае не как социалистический сектор, а как своеобразный сектор, зараженный неким нэпманским духом. Спрашивается, кому нужна такая кооперация и какая польза для рабочих от ее монополии, если она не выполняет задачи серьезного улучшения реальной заработной платы рабочих?

И если, несмотря на это, реальная заработная плата у нас все же неуклонно повышается из года в год, то это значит, что наш строй, система распределения народного дохода и вся установка по линии заработной платы таковы, что они имеют возможность парализовать и перекрыть все и всякие минусы, идущие от кооперации.

Если прибавить к этому обстоятельству ряд других факторов вроде увеличения роли общественного питания, удешевления жилищ для рабочих, громадного количества стипендий для рабочих и детей рабочих, культурного обслуживания и т. д., то можно смело сказать, что увеличение заработной платы рабочих составит гораздо больший процент, чем это указывается в статистике некоторых наших учреждений.

Все это, вместе взятое, плюс перевод на 7-часовой рабочий день более 830 тысяч индустриальных рабочих (33,5%), плюс перевод на пятидневную неделю более 1 1/2 миллиона индустриальных рабочих (63,4%), плюс наличие широкой сети домов отдыха, санаториев и курортов для рабочих, через которые пропущено за последние 3 года более 1700 тысяч рабочих, — все это создает такую обстановку работы и быта рабочего класса, которая дает нам возможность вырастить новое поколение рабочих, здоровых и жизнерадостных, способных поднять могущество Советской страны на должную высоту и защитить ее грудью от покушений со стороны врагов. (Аплодисменты.)