Том 14. Убийство - завтра!
Шрифт:
— Устраивайся поудобнее, куколка, — от души пожелал Терри.
Затем он дал мне такой тычок, что я кубарем влетела в комнату.
— Спасибо, хотя и не за что! — огрызнулась я на него.
— Не принимай всерьез, детка!
Он усмехнулся, а глаза его оставались такими же холодными, как и всегда.
— Какой смысл гасить неонки? — пробормотал он.
Он вышел, закрыв за собой дверь. Я слышала, как в замке повернулся ключ.
Я стала ходить взад и вперед, словно в ожидании, что сейчас меня объявят и выгонят на арену укрощать
Непрерывно шагать было все же лучше, чем сидеть на холодном кожаном кресле и бессмысленно смотреть на слепые обои. Я все больше бесилась. Я пошла на поводу у вдовы Штерн из-за того, что, как она сказала, у нее были эти фото и я не хотела навлечь на Рафаэля беду, но сейчас больше беспокоилась о Джонни, чем о Рафаэле. Всякий раз, когда я вспоминала о мадам Штерн, мне хотелось плеваться.
Внезапно дверь открылась, и она вошла в «нору». Я перестала расхаживать и поглядела на нее — ну точь-в-точь как укротительница львов.
Она сменила черное платье на белую шелковую блузку, которая обтягивала ее достаточно, чтобы показать соски ее маленьких грудей — было ясно, что под блузкой нет никакого белья. Ноги ее обтягивали черные брюки, заправленные в высокие, до блеска начищенные сапоги.
В правой руке она недвусмысленно держала пистолет, небольшой, 22-го калибра, которым, возможно, и нельзя было убить слона, но что касается Мэвис Зейдлитц, то с близкого расстояния — наверняка. В левой руке у нее был хлыст, примерно восьми футов в длину, сделанный из кожи и со стальным наконечником.
Я минуту глядела на нее с широко открытым ртом, затем сказала:
— Вы хотите, чтобы я заревела, как лев? Кого вы из себя корчите — «Метро Голдвин Майер»?
На лице Терри, стоящего за ее спиной, появилась оценивающая улыбка.
— На это, — произнес он радостно, — я не против посмотреть!
Мариан Штерн подошла ко мне немного ближе — на ее щеках горели красные пятна.
— Ты еще пожалеешь о том дне, когда родилась, маленькая перезревшая шлюшка! — Она взмахнула хлыстом. — Раздевайся!
Настолько же тонкий подход, припомнилось мне, был и у Артуро, но у того красовались всего лишь шпоры на сапогах, а не пистолет и хлыст.
— Вы сумасшедшая! — сказала я.
Я услышала свист хлыста, рассекающего воздух, и отклонила голову как раз вовремя, иначе удар пришелся бы мне по щеке. Хлыст впился мне в плечо, и я почувствовала резкую боль.
Не подумав, я двинулась на нее и увидела прямо перед собой дуло пистолета. Посмотрев в ее пустые затуманенные глаза, я поняла, что она не шутит: если придется, она спустит курок со спокойной совестью и ни капельки об этом не пожалеет.
— Раздевайся! — тупо повторила она, грудь ее слегка вздымалась.
У меня не было выбора. Я расстегнула платье и шагнула из него, бросив его на одно из кресел. Затем стащила комбинацию через голову. На минуту я остановилась и поглядела на них обоих. Глаза Мариан Штерн были такими же пустыми, но во взгляде Терри
— Раздевайся! — хрипло сказала Штерн. — Снимай все!
Я уселась, чтобы снять туфли и чулки, опять встала, чтобы расстегнуть лифчик — мне следовало бы повернуться к ним спиной, чтобы снять остальное, но сейчас мне было не до скромности, и я совсем не хотела подставлять ей слишком соблазнительную мишень для хлыста.
Я увидела, как ее кисть чуть вывернулась в сторону, и инстинктивно отпрянула. Хлыст ударил меня по спине, и секундой позже стальной наконечник впился мне в бок. Я закричала от боли.
В следующий раз хлыст опустился мне на плечи, и сила удара опустила меня на колени, и, прежде чем я смогла подняться, он опустился еще раз на то место, где начинались мои бедра. Я почувствовала, что вся горю, и где-то в отдалении услышала чей-то слабый стон и только через некоторое время сообразила, что стон этот — мой.
Я встала на ноги, медленно пятясь к стене. Она так же медленно наступала на меня: дыхание ее участилось от напряжения. Губы ее были раздвинуты в застывшей улыбке, показывающей белые острые зубы.
— Падай на пол и умоляй меня о пощаде! — приказала она отчетливо. — Если будешь очень стараться, возможно, я и смилуюсь.
Я отпустила словцо, которое однажды услышала от матроса, когда ему на ногу упал какой-то бочонок. Хлыст быстро опустился мне на плечи дважды.
— Падай мне в ноги! — пронзительно закричала она.
Она сделала по направлению ко мне еще один шаг и вытянула вперед правую ногу.
— Целуй мой сапог!
Внезапно до меня дошло. Я упала перед ней на четвереньки, поползла по полу к сапогу, затем нагнула к нему голову. Я услышала ее хихиканье и ужасный свист хлыста, вновь рассекающего воздух, но теперь мне было все равно. Я обхватила ее лодыжки обеими руками и резко дернула их на себя, быстро выпрямившись при этом.
Она взвыла, падая на спину, пистолет упал на пол, а хлыст отлетел к противоположной стене. Я быстро подобрала хлыст, затем склонилась над ней. Схватив ее за ворот блузы обеими руками, я рывком подняла ее на ноги.
Раздался звук рвущейся ткани, и блузка расползлась пополам. Затем я вцепилась обеими руками в пояс ее брюк, резко дернув их вниз, и брюки спустились до колен.
На лице у нее застыла маска ужаса, по-моему, она беззвучно стонала. На секунду пальцы ее правой руки вцепились мне в лицо, но я коротко и резко ударила ее в область сердца, и она обмякла. Я подтащила ее к ближайшему креслу и уложила лицом вниз. Затем я подняла хлыст.
Первый удар хлыста по ягодицам вызвал неописуемое оживление. Все ее тело взвилось от боли и шока, и она внезапно обрела пропавший голос. Можно было подумать, что на нас напало племя апачей. Затем ее крики и стоны перешли в протяжный вздох, и она опять обмякла. Что за женщина — потеряла сознание при первой же контратаке!