Том 15. Дела и речи
Шрифт:
Люди, управляющие нами, министры! Говоря таким образом, я обращаюсь не только к явным, но и к тайным министрам, ибо в настоящее время имеются двоякого рода правители: одни действуют у всех на виду, другие прячутся подальше от глаз (смех и возгласы: «Браво!»),и нам всем известно, что господин президент республики стал Нумой Помпилием, имеющим при себе семнадцать Эгерий. (Взрыв хохота.)
Министры, ведомо ли вам, что вы творите? Видите ли вы, куда идете? Нет!
Я вам это скажу.
Вы требуете, чтобы мы утвердили эти законы, вы вырываете согласие на них у большинства, но не пройдет и трех месяцев, как вы убедитесь, что они совершенно бесполезны для вас, более того — что они
Как только вы попытаетесь провести выборы, как только вы примените на практике изуродованное вами избирательное право, как бы вы ни брались за это дело, реакция — это можно с уверенностью предсказать — неминуемо потерпит поражение. Вот что можно сказать в связи с вопросом о выборах.
Что касается прессы, наследие разоренных и умерщвленных газет пойдет впрок тем газетам, которые сохранятся. Вы находите, что газеты чересчур злы и чересчур сильны! Что ж, ваш закон принесет замечательные плоды! По прошествии трех месяцев вы удвоите силу газет. Правда, вы удвоите также и их ярость. (Возгласы: «Правильно! Правильно!» Сильнейшее волнение в зале.)О, государственные мужи! (Смех в зале.)
Вот что можно сказать по поводу газет.
Что касается права собраний — прекрасно! Народные сходки растворятся в тайных обществах. Вы заставите вернуться в эти общества тех, кто хотел их покинуть. Таково будет неизбежное противодействие. Вместо публичных собраний в зале Мартель или зале Валентино, на которых вы присутствуете в лице полицейского комиссара, вместо собраний под открытым небом, где страсти умеряются, вы будете иметь повсюду скрытые очаги пропаганды, где будет господствовать ожесточение, каждая идея будет принимать характер непреодолимой страсти, а гнев выльется в ненависть.
Вот что можно сказать о праве собраний.
Итак, ваши же собственные законы обернутся против вас, вам будет нанесен удар вашим же оружием! Основные принципы демократии поднимутся против вас со всех сторон; преследуемые, они станут могучими; разгневанные, они станут страшными для вас. (Движение в зале.)
Вы скажете: «Опасность усиливается».
Вы скажете: «Мы нанесли удар по всеобщему избирательному праву, и это нам не помогло. Мы нанесли удар по праву собраний, и это нам не помогло. Мы нанесли удар по свободе печати, и это нам не помогло. Надо выкорчевать зло с корнем».
И тогда, находясь во власти непреодолимой силы, подобно одержимым, которые действуют не по своей воле, а влекомы самой неумолимой логикой — логикой уже содеянных ошибок (возглас: «Браво!»),повинуясь роковому голосу, который будет толкать вас все дальше и дальше, — как вы поступите тогда?
Но тут я останавливаюсь.
Я принадлежу к числу тех, кто призван предостерегать, но я считаю себя обязанным умолкнуть, когда предостережение может быть воспринято как оскорбление. И сейчас я говорю лишь от сознания долга и с чувством глубокого огорчения. Я не хочу заглядывать в будущее, которое, быть может, слишком близко. (Сильное волнение в зале.)Я не хочу опережать события и строить какие бы то ни было мучительные догадки о последствиях тех ошибок, которые вы уже начали совершать. Я останавливаюсь. Но я не могу не сказать, что ужас охватывает честных граждан, когда они видят, что правительство устремляется по наклонной плоскости вниз, прямо в пропасть!
Я не могу не сказать, что мы уже не раз видели, как правительства спускались по наклонной плоскости, но никто еще никогда не видел правительства, которое сумело бы взобраться по ней обратно.
Я не могу не сказать, что мы — не правительство, а всего только нация — по горло сыты глупостями, провокациями, реакцией, нелепостями, совершаемыми от чрезмерной ловкости, и безрассудствами, совершаемыми от чрезмерной мудрости. Мы по горло сыты людьми, которые губят нас, прикидываясь нашими спасителями. Я не могу не сказать, что мы не хотим больше революций.
Ах! Как необходимо, чтобы это стало ясно всем! Пора покончить с этими вечными пустыми декларациями, под прикрытием которых посягают на наши права, на всеобщее избирательное право, на свободу печати и даже — как показывают некоторые случаи произвольного толкования регламента — на свободу трибуны.
Что до меня, то я никогда не устану повторять, используя для этого любой случай, что при современном состоянии политических дел если и есть в Национальном собрании сторонники новой революции, то сидят они не по эту сторону. (Оратор показывает на левое крыло Собрания.)
Существуют истины, которые надо неустанно повторять, на которые надо вновь и вновь обращать внимание страны; в настоящий момент анархистами являются сторонники абсолютизма, а революционерами являются реакционеры! (Возгласы «Правильно! Правильно!» слева. Все Собрание охвачено непередаваемым возбуждением.)
Что же касается наших противников — иезуитов, этик ревнителей инквизиции, этих террористов от церкви (аплодисменты),для которых Девяносто третий год является неизменным и единственным аргументом в их споре с людьми 1850 года, то им я могу сказать следующее.
Бросьте колоть нам глаза террором и теми временами, когда говорили: «О, горний дух Марата! О, горний дух Иисуса!» Мы больше не отождествляем Христа с Маратом, но мы не отождествляем его и с вами. Мы не отождествляем Свободу с Террором, но мы не отождествляем и христианство с обществом Лойолы. Мы не отождествляем крест бога-агнца и бога-голубя со зловещим знаменем святого Доминика; мы не отождествляем также богочеловека, казненного на Голгофе, с палачами Севенн и Варфоломеевской ночи, с вешателями, подвизающимися в Венгрии, в Сицилии и в Ломбардии (сильное волнение в зале);мы не отождествляем религию, нашу религию, проникнутую духом мира и любви, с этой мерзкой сектой, всюду маскирующейся и всюду разоблаченной, сектой, раньше проповедовавшей цареубийство, а ныне проповедующей угнетение народов (возгласы: «Браво! Браво!»),сектой, приспосабливающей свои подлости к духу времени, осуществляющей с помощью клеветы то, чего она сегодня уже не может добиться с помощью костров, убивающей репутации, так как она теперь уже не в силах сжигать людей, шельмующей наш век, так как теперь ей больше не дозволено истреблять народ, с этой гнусной школой деспотизма, клятвопреступлений и лицемерия, которая с елейным видом распространяет отвратительные идеи, котор аяпримешивает к евангельскому учению проповедь истребления и вливает яд в чашу со святой водой! (Долго не прекращающееся движение в зале. Голос справа: «Оратора надо упрятать в Бисетр!»)
Господа, поразмыслите над всем этим как патриоты, как люди разума. Я обращаюсь сейчас к тому истинному большинству, которое не раз проглядывало из-под мнимого большинства, к тому большинству, которое воспротивилось пункту о заключении в крепость в законе о ссылке и отказалось придать этому закону обратную силу, к тому большинству, которое недавно перечеркнуло закон о мэрах. Именно к этому большинству, которое может спасти страну, обращены сейчас мои слова.
Я не надеюсь убедить авторов теорий о твердой власти, которые преувеличивают ее значение и тем самым компрометируют ее, которые мастерски организуют провокации, для того чтобы затем вволю угнетать народ (смех и возгласы «Браво!»),и которые, на том основании, что они вырвали несколько тополей из мостовых Парижа, считают себя в силах выкорчевать печатное слово из сердца народа. (Возгласы: «Браво! Браво!»)