Том 18. Лорд Долиш и другие
Шрифт:
Билл огорчился.
— Да, положение…
— И тут еще одно. Мой птенчик решил, что обезьяна ему померещилась. Он не выносит холодной воды, а теперь моется, взял у вас гантели… Если он узнает правду, он тут же бросит. Разве это скроешь? Спасибо, что он гулял, когда здесь кишели репортеры. В общем, что делать?
— Надо от нее избавиться.
— Да-да, и поскорей. Но вы устали.
— Ни в малейшей мере, — бодро заверил Билл.
— Какой вы молодец, мистер Чалмерс! Добрый, надежный.
Сарай стоял
— Как я волновалась! — сказала она. — Все ждала, что они сюда зайдут. Джеймс! Джеймс! Что он, там, в кустах? — Она открыла дверь. — Один был чуть не у окна, хотел заглянуть. К счастью, его пчела укусила. Ой!
— Что случилось?
— Тут нужен банан.
Они пошли в дом. На пути Элизабет остановилась.
— Вы сегодня не обедали!
— Не важно, подожду. Сперва управимся с ней.
— Нет, вы правда молодец. Я бы не выдержала. Ну, стойте здесь, а я посмотрю, у себя ли Натти.
Вдруг она остановилась. Тишину пронзили кошачий вопль и какой-то треск.
— Что это?
— Кот. А потом — машина.
— По-моему, выстрел. Ночью далеко слышно.
— Я думаю, у кого-то кот полез в курятник. Слава Богу, Джеймс — не вор. Постойте, я зайду к Натти.
Она почти сразу вернулась.
— Все в порядке. Дышит у окна, оно в другую сторону. Пошли.
Дверь сарая была открыта.
— Это вы оставили.
— Нет.
— И не я. Сама распахнулась. Значит, она ушла.
— Посмотрим вокруг?
— Да, надо бы. У вас спички есть? Билл зажег спичку. Она погасла.
— Господи!
— Что такое?
— Тут что-то на полу. Я было подумал…
Он наклонился. Спичка опять потухла. Наконец, раздался голос:
— Вы правы. Это выстрел. У нее вот така-ая дырка в боку…
Детство, как и корь, должно прийти в свое время; позже они опасны. Детства Дадли Пикеринг избежал. Выйдя из колыбели, он пережил пору незрелости, но, облачившись в штаны, с нею покончил, особенно — миновал неприглядный период между десятью и четырнадцатью годами. В десять он был учен и умен, в четырнадцать — кем-то вроде старого консерватора.
Теперь, на четвертом десятке, детство к нему вернулось. Рассматривая револьвер, он испытывал странные чувства, с которыми тридцать лет назад должен был охотиться в саду на индейцев. Воображение, почти атрофировавшееся за ненадобностью, вцепилось в него со всею силой.
Он был совершенно уверен, что открыл заговор, возглавляемый этим типом. Обстоятельства благоприятствовали. Если уж эта атмосфера — не мрачная, мы и не знаем, что такое мрачность.
Ничего не попишешь, дома грабят, особенно — снятые на лето. За последние два месяца обчистили полдюжины. Дадли здесь не жил и не знал, что кражи на Лонг-Айленде — вроде комаров или медуз. Как говорится, местная достопримечательность. Стоит домик в пустынном месте — ну, как не залезть в чердачное окно?
Пикеринг жил в атмосфере краж и бандитов. Особенно волновал его Загадочный
Если бы детство нашего героя кончилось в свое время, он действовал бы иначе — сообщил бы полиции и взял в постель револьвер. Но дети — это дети. Он решил пойти на ферму, в самый вертеп, и разобраться, что к чему. Особых результатов он не ждал. Главное — взять револьвер и патроны.
Ночь была — лучше некуда. Луна с едва заметной выемкой спокойно сияла, обеспечивая и тень, и светлые участки. Пикеринг быстро шел по дороге. Поближе к ферме он замедлил шаг, потом притаился за кустами. Еще позже, собравшись с духом, он через них пополз.
Как генералы, писатели, актеры и все те, кто, разработав план, обращается к деталям, он понял, что сложности только начинаются. Казалось бы, лезь через кусты. А сучья, а шипы, а какие-то дыры? Словом, оказавшись у чего-то вроде ульев, он был измучен и мокр. Какое-то время он мечтал только о холодных напитках и холодной ванне. Потом, обретя разум, заметил, что стоит на открытом месте, и нырнул в кусты. Они ему не нравились, но ты хотя бы спрятан.
Теперь он ждал действий от врага, каких — неизвестно. Подсознание шептало ему, что в такую ночь что-нибудь случится. Именно эти мысли посещали лет тридцать назад его тогдашних ровесников. Как ни жаль, Дадли Пикеринг начал играть в индейцев.
Где-то завыла собака. Проехал автомобиль. Подумав о том, какая же это марка, страдалец внезапно заметил, что по шее что-то ползет. Гусеница? Червяк? А вдруг укусит?
Оно не кусалось. Снова завыла собака. Видимо, на них напала тоска.
Пикеринг устал. Он был не так уж молод, воображение слабело. Собравшись было покончить с приключениями, он вдруг услышал голоса — и спрятался за кусты.
Где-то, почти рядом, были мужчина и женщина. Первые же слова повергли его в трепет; она себя выдала.
— Я так беспокоюсь. — Голос у нее был приятный, нежный, но знаем мы эти голоса! — Все время боялась, что сюда зайдет репортер.
Сюда… Где же это они? А, в сарае! Он давно подозревал такие строения.
— Джеймс! Джеймс! — крикнула она. — Мне показалось, он в кустах.
Девица смотрела прямо на него. Видимо, ветки зашелестели. Он замер. Она что-то говорила. Кто этот Джеймс? Конечно, еще один бандит. Сколько же их?
— Один раз я думала — всё! Подошел совсем к окну. Пикеринг задрожал. Там что-то спрятано. Добыча?
— К счастью, его ужалила пчела.
Тут заговорил мужчина. Пикеринга удивляло, что он и здесь сохраняет английский акцент. Видимо, для практики.