Том 2. Черемыш, брат героя. Великое противостояние
Шрифт:
Он замолчал, надеясь, что Капка полюбопытствует и спросит, за каким делом послали Сташука комсомольцы. Но Капка не любопытствовал. Вид у него был очень официальный. Сташуку опять захотелось плюнуть на все и уйти. Он чувствовал себя уязвленным. Однако надо было выполнять поручение. Сташук метнул на Капку из-под бровей хитрый взгляд, решил переменить тактику.
– Мы вроде ведь уже встречались с вами!
– Возможная вещь, – сказал Капка совершенно так, как произносил это мастер Корней Павлович. – Допустимо вполне. Не помню только.
– Значит, вопрос такой стоит – дело оборонного значения, – начал Сташук и коротко изложил свое дело.
Юнги обращались к ремесленникам с просьбой помочь им отремонтировать старый баркас, без дела лежащий на заводской площадке.
– Прошпаклюем, покрасим это уж мы сами, – говорил Сташук, – и такелаж весь и рангоут поставим. – Он посмотрел краешком глаза на Капку – какое впечатление произвели на этого сухопутного сложные морские слова, но Капку, казалось, не проняли корабельные термины. – А вот вы бы нам насчет движка помогли, перебрать бы надо, цилиндр расточить, ну и тому подобное.
Капка солидно поджал губы. Он сидел, уставившись в стол, соображал что-то.
– Рима, налей товарищу чаю.
– Спасибо, не беспокойтесь, – вскинулся Сташук, – я ведь по делу. На минуточку.
– Дело-то не минутное, – строго пояснил Капка. – М-да… Эта работа не так простая. Я тот баркас знаю. С ним возни будет. Работа своего времени требует. Тут надобно каждый момент наперед учесть. Это ведь не «ать-два, ать-два» или там на сухом месте веслами водить. Главное, ребята чересчур перегрузку имеют. Дает себя знать. Достается ребятам. А это уж сверх того будет.
Разговор получался теперь уже деловой, и оба были довольны, что все идет так всерьез.
– Уж прямо не знаю, что и сказать, – говорил Капка, дуя на блюдечко, которое он держал в растопыренных пальцах. – Пейте еще… Рима, налей.
Рима налила Сташуку еще одну чашку и села в сторонке молча. Она понимала, что разговор идет мужской и ей вмешиваться не к лицу.
– Ты уж будь друг, окажи, – сказал Сташук, ожесточенно дуя на горячее блюдечко, которым только что обжег себе губы.
– А что я, директор? Или кто?
– Ну все ж таки… У тебя авторитет есть, говорят.
– Говорят… Выходит, значит, «ручок-малек» тоже сгодился? – Капка поставил на стол пустое блюдечко и утер рот уголком скатерти. Рима бросила на него негодующий взгляд, но он грозно двинул в ее сторону локтем. – Ладно, сообразим что-нибудь.
– Ну, счастливо, я пошел. – Сташук встал и надел бескозырку. Благодарствуй!
– Погоди, чего спешишь? Сиди.
Они не заметили оба, что уже несколько минут говорят на «ты».
– Чего спешите, отдохните, – сказала Рима, хотя она и Лида уж давно были с Виктором на «ты».
Сташук сел с явным удовольствием.
– Страшно было в Ленинграде-то? – неожиданно и с азартом спросил Капка, и в глазах его загорелся такой жадный огонек и так разом слетела с него вся солидная деловитость, что Виктор, собравшийся
– Еще бы не страшно! Знаешь, как нам там приходилось? Это жуткое дело просто. А народу сколько легло…
И он стал рассказывать о Ленинграде, как жили они в смертельном кольце блокады, как пришлось им участвовать в бою у Невской Дубровки, когда немцы чуть было не прорвались к городу и юнги несколько часов сдерживали напор врага. Капка слушал его, почти не дыша, изредка лишь громко глотая, чтоб отошло пересохшее от волнения горло.
– Я и к медали представлен за отвагу. Только еще очередь не дошла, а как дойдет, так, говорят, пришлют непременно. Я такой, знаешь: не боюсь.
– Вот и я тоже такой!
Потом говорили о кино. Тут уж разговор пошел совсем легко. Все болтали наперебой. Только и слышалось: «А Чарли Чаплин… Помнишь, как он свисток проглотил?! А сам пошел…»
– Ой, чудак этот Игорь… Помнишь, как он: «Меня мама уронила с шестого этажа…»
– А это еще помнишь?.. Это уж в другой картине. Его полицейские забирают, а он так пальцем: «Но, но, без хамства!»
– Капка, покажи, как Игорь Ильинский глазами делает, – просила Рима. – Ох, он здорово у нас показывает! Ну прямо в точности!
Капка послушно встал, прошелся по комнате семенящей походкой, по-петушиному отставив зад, страшно скосил глаза и наморщил нос.
– Здорово! Ну прямо Игорь Ильинский, честное слово! – восхитился Сташук.
Тут от шума проснулась Нюшка. Сперва из-под одеяла показался ее один глаз, потом другой, а затем высунулся любопытствующий носишко; вскоре Нюшка осторожно высвободила подбородок, окончательно осмелела, села на постели, прибила руками вокруг себя одеяло.
– Рима, это кто? – громким шепотом спросила она.
– Ты чего? Спи! – И Рима уложила ее, подоткнув со всех сторон одеяло.
Но Нюшка глаз не сводила с гостя и с его странной фуражки без козырька.
– А почему у тебя шапка назадом вперед надета? – спросила она и заглянула, вытянув шею, за затылок Сташука. – Ой, и сзади козырька нет!
– Дядя – моряк, – поспешила объяснить Рима. – Видишь, у него ленточки сзади.
– Она у нас какая-то отсталая, оттого что без матери… – пожаловался Капка Сташуку. – Другие в ее возрасте уже все ордена знают, а наша до сих пор ромбик от шпалы различить не может. Ну ее! Спи, Нюшка.
– А чего это на ленточке написано спереду? – спросила Нюшка, залюбовавшись золотой надписью на бескозырке Сташука.
Сташук протянул ей ленточки:
– Вот, гляди. Здесь якоря, а тут написано: «Краснознаменный Балтийский флот». Ясно? Чтобы видно было, откуда мы.
– Это если потеряетесь, да?
– Ну тебя, Нюшка, спи! – прикрикнул на нее Капка и повернулся к гостю: Знаешь что? Давай-ка, пока время еще есть, сходим к Корнею Павловичу, мастеру нашему. Надо с ним дотолковаться сперва.