Том 2. Два брата. Василий Иванович
Шрифт:
И Карл Карлович, всегда любивший обстоятельно и подробно передавать свои впечатления, остановился на средине речи, досадуя, что не может приискать соответствующего выражения.
— К озеру, что ли? — наобум подсказал Василий Иванович.
— Ах, нет! Какое озеро! — возразил с досадой Карл Карлович. — Ну, одним словом, узкое такое место… Ну, да… Ущелье! — воскликнул Карл Карлович, обрадованный, что нашел слово. — Ну, мы приехали к ущелью…
— А дальше что было?
— Дальше, Василий Иванович, вообразите себе, за этим ущельем сейчас крутой обрыв. И
Карл Карлович остановился, подложил себе еще омаров, проговорив: «Очень вкусные омары!» — и продолжал свой обстоятельный, подробный и скучный рассказ о том, как они поехали назад и как опять видели «и тут и там, и везде апельсины».
Василий Иванович, обыкновенно кушавший с наслаждением обжоры, смакуя куски, на этот раз лениво ковырял вилкой, рассеянно слушая увлеченного своим рассказом Карла Карловича. Против обыкновения, он то и дело подливал себе и доктору вина, потягивая бокал за бокалом.
— А что же вы, Василий Иванович? — вдруг спросил Карл Карлович, широко раскрывая глаза при виде пустой тарелки Василия Ивановича.
— Не хочется что-то…
— Не хочется? — удивился Карл Карлович. — Что это значит? У меня так после прогулки недурной аппетит! — прибавил доктор и стыдливо посмотрел на свою тарелку, словно бы извиняясь за свой аппетит.
— Кушайте, кушайте на здоровье, Карла Карлыч! Да что ж вы не пьете?.. Давайте-ка ваш бокал…
— Danke schon, Василий Иванович! За ваше здоровье! Но отчего это у вас нет аппетита? У вас всегда был прекрасный аппетит, Василий Иванович…
И, приняв серьезный докторский вид, он поправил очки, внимательно посмотрел на Василия Ивановича и впервые заметил озабоченное, подавленное выражение его лица.
— Гм… гм… Я вижу, вы не совсем в духе, Василий Иванович, э!.. Что с вами? — спросил он с участием.
— Так что-то… Плохо, должно быть, выспался после обеда, Карла Карлыч! — уклончиво отвечал Василий Иванович.
Но Карл Карлович, в качестве приятеля, искренне расположенного к Василию Ивановичу, не мог, разумеется, оставить его в покое. Он снова пытливо посмотрел на него и после минутного молчания спросил:
— Ничего не болит?
— Нет…
— Так это не то, Василий Иванович… это не оттого, что вы плохо выспались. С вашего позволения, я скажу вам, отчего у вас нет аппетита и почему вы не совсем в духе.
— Отчего же?..
— Вы, Василий Иванович, засиделись на клипере и очень давно не были на берегу. Вы понимаете, какая история? — прибавил Карл Карлович и добродушно подмигнул глазом… — Вам необходимо, Василий Иванович,
И, сделав это открытие, Карл Карлович засмеялся веселым, добродушным смехом, посматривая из-под очков торжествующим взглядом, который, казалось, говорил: «Меня вы, Василий Иванович, не проведете. Я понимаю, отчего вы не в духе!»
— Офицеры говорили, что здесь в гостинице одна дама из Сан-Франциско живет… Очень, очень красивая американка! Вы понимаете, какая история, Василий Иванович! — таинственно проговорил доктор.
Но, к удивлению Карла Карловича, эта «история» не произвела на Василия Ивановича того оживляющего действия, какое на него обыкновенно производили подобные конфиденциальные сообщения. Он, правда, невольно улыбнулся прозорливости Карла Карловича, но разговора о красивой американке не поддержал, а снова налил себе и доктору вина и сказал:
— Дадим другой толчок природе — выпьем, Карла Карлыч! Это, в некоторых случаях, тоже не вредно… Как у вас на этот счет в медицине, а?..
— И это не вредно… Ха-ха-ха!.. А все-таки… прехорошенькая американка!
— Ваше здоровье, Карла Карлыч! Там видно будет!
Когда подали десерт и еще две бутылки шампанского, Василий Иванович и Карл Карлович были, что называется, «на втором взводе». Василий Иванович пребывал в молчаливой меланхолии, а Карл Карлович уже совсем расчувствовался и, окончив рассказ о прогулке, замечтал вслух на любимую свою тему — о будущем своем счастии…
— Еще один год, Василий Иванович, и я, Карл Карлович фон Шенгут, буду счастливый человек! — воскликнул в порыве телячьего восторга Карл Карлович, наливая себе по этому случаю еще бокал… — Отличное шампанское!.. Ваше здоровье, Василий Иванович! Вы превосходный человек, Василий Иванович, и я вас очень много уважаю… Да!.. Это я всегда скажу и в глаза и за глаза… без фальши… Главное, вы — справедливый человек, и я… справедливый человек… Мы оба справедливые человеки. Вы любите, чтобы всегда чистота и порядок, и я люблю, чтобы всегда чистота и порядок… Да… И вы благородно с людьми обращаетесь… вот что… Матросы вас любят и тоже говорят, что вы — справедливый человек… Да… И с вами приятно служить, Василий Иванович, за то, что вы нам прекрасный товарищ… Вашу руку, Василий Иванович!
Он пожал протянутую руку и продолжал:
— И когда вы пожалуете ко мне в Кронштадт в мою скромную квартиру, Василий Иванович, я вас тоже угощу отличным обедом. Амальхен — отличная хозяйка, и у нас будет много, много шампанского, и Амальхен не будет жалеть… Ах, что это за благородная девушка, моя милая Амальхен, Василий Иванович!.. Ну, да вы хорошо знаете, какая это девушка, Василий Иванович!.. Помните, как в последнем письме она пишет: «Не отказывай себе в удовольствиях, дорогой Карл! Не стесняйся тратить на себя, милый Карл!» А, Василий Иванович?!. Вот какая это благородная девушка! — проговорил с волнением Карл Карлович при воспоминании о таком проявлении благородных чувств фрейлейн Амалии.