Том 2. Круги по воде
Шрифт:
— Отчего же вы не летите?
— Не могу понять, — растерянно сказал Собаков.
— Канаты отпустили?
— Отпустили. Попробуйте балласт выбросить!
Собаков выбросил мешки с песком и сел на свое место.
— Не летит?
— Ни с места.
Собаков почесал затылок и обвел глазами сидевших в корзине.
— Извините, господа… но кто-нибудь должен слезть… Много народу насело. Луцкин… вам придется слезть.
— С какой стати я, — сказал Луцкин. — Вот еще! Я дал
— Тогда вам придется слезть, — развел руками Собаков, обращаясь к Поддувалову.
— Со своей-то корзины? — обиделся Поддувалов.
— Ни в жисть я не слезу!
Пилот Собаков вздохнул.
— Тогда, может быть, барышни уступят? — нерешительно сказал он.
Свояченица Бурачкова и зубной врач Шайкина, сконфуженные, слезли и отошли в сторону.
— Отпустите веревки! — скомандовал Собаков.
— Да они уже отпущены.
— Черт знает что! Господин Бурачков… может быть, вы слезете?
— Я?. Вы с ума сошли! Вы, кажется, забыли, что оболочка, моя. Сами слезайте!
— Мне нельзя, — сказал Собаков. — Я пилот.
— В сущности, — пожал плечами аптекарь Луцкин, что такое пилот? Будто это какая-нибудь должность или занятие? Вот вы говорите — пилот. А что вы умеете сделать на этом шаре такого, чего бы мы не могли? При чем здесь — пилот? И если нужно выбирать между людьми, которые принесли материальные жертвы нуждам воздухоплавания, и теми, которые не принесли материальных жертв нуждам воздухоплавания….
— Пожалуйста! — сказал Собаков, криво усмехаясь.
— Я слезу! Не видал я вашего шара… Подумаешь тоже — воздухоплаватели! Пропеллера от планера отличить не могут, а туда же — лететь! Шлепнетесь без меня об землю — так вам и надо!
Зловещее предсказание Собакова не могло сбыться, потому что хотя он и слез, но шар остался на месте.
— Чего же вы не летите? — ядовито сказал Собаков.
— Летите!
— Кому-нибудь еще слезть нужно, — растерялся Луцкин. — Слезайте, Поддувалов! Мы полетим с господином Бурачковым.
— Попробуйте! — сказал угрюмо Поддувалов. — А я сниму свою корзину.
— Но ведь нас троих шар не подымет!
— А мне наплевать.
— Что же вы — так и будете сидеть?
— Так и буду.
Все трое посмотрели друг на друга злыми глазами, отвернулись и застыли в напряженном ожидании.
Публика, зевая, расходилась с поля. Некоторые ругались, а некоторые рассудительно возражали им:
— Так нешто можно — штоб полететь? Выдумки одни. Никак человеку полететь в небо невозможно.
Сквозь публику, толкаясь, прошла жена Поддувалова и негодующе сказала:
— Вот он где! Ищу я его дома, старого дурака, а он — вот
В публике захохотали.
— Вылезай из корзины, старый бесстыдник! Хучь бы людей постеснился.
Поддувалов сконфузился и обернулся к Луцкину.
— Черт с вами! Летите, — пусть пропадет моя корзина. Не хочу лететь!
Когда он слез — шар шевельнулся и — остался по-прежнему на месте.
Луцкин выругался и сказал, смотря на Бурачкова:
— Очевидно, этот шар для одного человека!
— Ну так и слезайте.
— Ни за что в жизни, — сказал твердо Луцкин. — Я хочу лететь в интересах науки, а вы для удовольствия.
— Не слезешь? — грозно спросил Бурачков.
— Очень просто — не слезу.
— Хорошо, — сказал Бурачков, вставая. — Тогда отдавай мою оболочку!
— Как… оболочку? — растерялся Луцкин. — А куда же я свой газ дену?
— Забирай его куда хочешь! а я возьму свою оболочку…
— Он же мне деньга стоит! — закричал бледный, потревоженный Луцкин. — Я с утра его напускал, старался….
— Мне нет дела! Отдай мою оболочку!
— Вы не имеете права!.. Я буду жаловаться…
— А-а! Так? Ладно! Оболочка моя — что хочу, то и делаю…
Бурачков вынул нож и, приподнявшись, злобно пырнул им в надутую оболочку шара.
Шар стал худеть, ежиться и свисать на бок…
— Полетели, — засмеялись в публике.
С тех пор граждане города Коркина окончательно махнули рукой на воздух и решили держаться земли. Некоторые, наиболее к ней привязанные, возвращаясь ночью из аэроклуба, держались за нее руками и ногами…
Виньетки
Электричество заливает праздничным, веселым светом нарядную толпу, обезумевшую от теплого летнего вечера, от запаха заснувшего моря и красивой головокружительной музыки…
То и дело мне в лицо летит целая туча разноцветных конфетти, а ноги все время путаются в длинных, назойливых лентах серпантина…
Я не менее щедр: мешочек с конфетти быстро пустеет в моих руках, и красивые женщины в больших шляпах шаловливо визжат, уклоняясь от целого водопада, который низвергается на их бледные от электрического света лица с потемневшими глубокими глазами.
Впереди меня медленно шла женская фигура, как будто чего-то выжидая и нерешительно оглядывая встречную бурную волну человеческих тел. Сзади я не мог разглядеть — красива она или нет, но, в припадке шумной веселости, попытался опередить ее, держа наготове горсть конфетти…