Том 2. Лорд Тилбури и другие

Вудхаус Пелам Гренвилл

— А больше никаких повреждений?

— Нет, нет. Приятный получился денек. Кстати, вы, наверное, удивились, как это я добрался так быстро.

— Нет, я видела.

— Видели?

— Когда вы уезжали с княгиней Дворничек. Понимаете, я вернулась туда.

— Я знал, Джинджер, что вы героиня! — просиял Джо. — Выйдете за меня замуж?

— Нет! По-моему, я уже говорила.

— Что-то было в этом роде… Хотите, расскажу про Брюса [92] и паука?

— Не надо. Где вы встретили княгиню?

92

Роберт

Брюс (1274–1329) — шотландский борец за независимость, с 1306 г. — король Шотландии Роберт I. Историю о Роберте Брюсе и пауке см. в Примечаниях к «Саге о свинье», т. 1, стр. 332.

— Наливалась чаем в гостинице через дорогу. Наткнулся на нее, когда зашел умыться.

— Очень неловко получилось?

— Отнюдь. Беседа текла, как водичка.

— Что ж, рада, что вас не избили.

— Благодарю.

— Хотя вы заслужили. Наговорить такое Адриану!

— Ах, это?..

— Так вот, я пришла сказать, — продолжала Джин, расчехляя орудия, — что вы не так уж умны, как думаете…

— Что ж, это всегда так.

— … если пытались прогнать Адриана.

— Если?..

Губки у Джин поджались. Ее возмутило, как он вздернул бровь при этих словах. Дружелюбие ее испарилось, и она заговорила с холодной надменностью, которая произвела столь невыгодное впечатление на Горностая.

— Так вот, я получила от Адриана второе письмо!

— С острова Фиджи?

— Из «Гусака и Гусыни».

— Из гостиницы или из деревенского поселка того же названия на Огненной Земле?

— Вот, прочитайте!

— Не надо, пожалуйста! Я чужих писем не читаю. Табби — да, Джо — нет.

— Прочитайте!

— Ну, раз вы настаиваете…

Взяв письмо, Джо пробежал его и поднял глаза. Лицо ничего не выражало.

— И что же?

— Сами видите. Хочет, чтоб я вышла за него замуж.

— Вы выходите за меня.

— За вас? Вы просто клоун!

— Возможно. Но если вам кажется, что я неискренен, вы ошибаетесь.

— Адриан тоже искренен.

— Адриан — червяк! Вряд ли он вообще знает, что такое искренность.

Наступило молчание.

— Отдайте письмо! — потребовала Джин. — Не желаю больше ничего слышать! — Голос у нее дрогнул. — Не желаю с вами разговаривать!

Джо криво улыбнулся.

— Так и думал, что вы это скажете. Но вам и случая не представится. Я уезжаю.

— Уезжаете?

— Через полчаса.

Ее как ножом ударили. С чего бы, собственно? Она сама прекрасно это понимала, но понимала также, что внезапный холод пробрался до глубин души.

— Как — уезжаете?

Ей внезапно открылось, что за последние дни дружба их вымахала с тыкву. Минутой раньше ее переполняла холодная ярость. Она твердила себе, что ненавидит этого человека. А теперь ей казалось, будто она теряет часть себя самой.

— Уезжаете?

— Приходится. Надо зарабатывать на жизнь.

— Но…

Он покивал.

— Знаю, про что вы думаете. Пьеса. Деньги рекой текут, как я говорил Баку. Обидно, но шедевра больше нет. Сегодня последний спектакль.

— Но я… я думала,

она имеет успех.

— Это верно. Но она оскорбила мачеху, и когда мы ехали в машине, она сообщила мне, что купила спектакль.

— Как — купила?

— Со всеми потрохами. Американские права, киношные — все. Небесам известно, во сколько ей это влетело, но она может раскошелиться. Ей не нравится, говорит она, чтобы вульгарный памфлет гулял по свету, а ее друзья над ним хихикали. Ее точку зрения можно понять.

— Какое чудовище!

— Ну, не знаю… Ее спровоцировали. Я всегда признавал, что насолил ей, и, должен сказать, восхищаюсь ее ответным ударом.

Джин не могла разделить отстраненно-спортивное отношение.

— Сущая ведьма!

— Наполеоновского типа. Как Наполеон, она проницательно нащупывает слабинку врага и незамедлительно атакует, вынуждая его удирать с поля боя. Вот я и удираю.

— Куда же вы отправитесь?

— В Калифорнию.

— В… Калифорнию?

— В обласканный солнцем Голливуд. На премьере меня познакомили с агентом, представляет в Лондоне одну из крупных студий. Не сходя с места, он подписал со мной контракт. Первоначально мы решили, что я отплываю через месяц, но теперь, когда все так обернулось, придется попросить, чтобы они поторопили события. Я не хочу обнаружить, что мачеха купила и прикрыла студию.

Сердце у Джин горько сжалось от острого одиночества. Солнце скрылось за деревьями, потянуло легким сумеречным ветерком. Ей стало зябко и пусто.

— Голливуд так далеко…

— Да. Очень.

— О, Джо!

Глаза их встретились. Джин вскрикнула, когда он схватил ее за руку.

— Джин, поедем со мной! Давай поженимся и уедем вместе! Ты сама знаешь, мы любим друг друга. Мы созданы друг для друга. Только раз в жизни встречаешь человека, к которому это испытываешь. Второго шанса тебе не выпадет. Наша встреча — это чудо. Если мы пренебрежем ею сейчас, второй не случится. Ты поедешь, Джин?

— Джо, я не могу!

— Ты должна!

— Не могу. Как же я могу предать Адриана?

— Джин, ты что же… Ты что, всерьез намерена вернуться к этому червяку?

— Он не червяк.

— Червяк. Ты прекрасно это знаешь.

— Я нужна ему.

— О Господи! Она ему нужна!

— Да, нужна. Ты же читал письмо. Разве ты не видишь, что после этого бросить его невозможно? Я знаю Адриана. Он хрупкий, беспомощный. Он полагается на меня. Если я брошу его, он попросту развалится. Я чувствую это все время. Ты совсем другой. Ты можешь сам стоять на ногах.

— Нет.

— Да. Ты и без меня обойдешься.

— Обойдусь? Смогу дышать, есть и спать? Да, наверное. Обойтись можно, как ты выражаешься, и без солнечного света, без музыки, без… Джин, ради Бога, опомнись! Ты ведешь себя, как слабоумная героиня из романов Басби!

— Значит, такая я и есть. Не могу нарушать обещаний. Не могу предавать.

— О, ради Бога!

— Не надо бушевать, Джо. Вот твоя беда. Ты врываешься в жизнь, подхватываешь девушку на седло и считаешь — все в порядке. Я не могу всю жизнь ненавидеть и презирать себя. Если я брошу Адриана, мне будет казаться, будто я кинула щенка со сломанной лапой.