Том 2. Нервные люди
Шрифт:
Так вот про эту девицу. Какая она из себя — я не могу вам сказать. Я ее не видел. А мне про нее один студентик рассказал, один втузовец. Это было как раз в их общежитии. То есть рядом. В женском отделении.
Так вот, в этом отделении находилась одна довольно симпатичная девица, одна гражданка Маруся Н.
Довольно-таки кокетливая, вертлявенькая и вообще склонная к мещанскому уюту.
У ней перед кроватью стоял столик, завсегда прикрытый бархатной салфеточкой. А на салфеточке были расположены
Вот через эти духи все и произошло.
А стала пропадать эта драгоценная влага. Так, видать, понемногу кто-то пользуется и отливает.
А девица, конечно, свободных денег не имеет на такую роскошь. И она только руками всплескивает. До того ей жалко этой жидкости.
Уж она и в столик прятала свои духи, и под подушку зарывала, — не помогает. Чья-то невидимая рука нет-нет — да и скрадет немного.
Стала она отметки делать на этикетке — сколько было. Тоже не помогает. Воры с этим не считались и при каждом удобном случае, знай себе, отливают.
Короче говоря, Маруся Н. придумала такую штуку. Она взяла и на баночке наклейку сделала — «яд» — и поверх наклейки изобразила череп с двумя костями. И этот флакончик на стол поставила.
С тех пор никто и не прикасался к жидкости.
За исключением, впрочем, одного раза. Одна истеричка зараз выпила всю жидкость.
Она, видите ли, с одним знакомым поссорилась. И сдуру заглотала всю жидкость, правда, без опасного вреда для себя.
А если б на этот случай изобретение было бы на высоте положения? Можно было бы даже патент хлопотать, — так сказать, за остроту мысли.
Но, безусловно, изобретение несколько меркнет, ибо оно направлено на мещанские интересы — на охрану собственности.
Других изобретателей нам не приходилось видеть.
Один день
Вот некоторые думают, что я — меланхолик. У меня, говорят, лицо какое-то такое меланхоличное. И взор вбок смотрит.
Что я меланхолик, то это глубоко неверные слова. А вот морда у меня действительно грустноватая. Давайте постараюсь объяснить, отчего это произошло.
Началось, конечно, с пустяков.
В прошлом году летом я шел по улице и думал о нашей жизни. И вдруг со всего маху зацепил лицом за навес. Такие, знаете, бывают парусиновые навесы у магазинов. Так вот об такой навес я и ударяюсь.
Ударяюсь я об такой навес и думаю: до чего у нас на людей мало внимания обращают. Ну спусти навес так, чтобы средний человек мог свободно пройти. Так нет — спустят как придется и плюют на публику.
Или, например, вчера. Вчера у меня был выходной день. Дозвольте по порядку рассказать об этом дне. Только об одном дне.
Вот лежу утром в кровати. Думаю, насколько
Сейчас, думаю, встану, пойду прогуляюсь по набережной, как барон, подышу невским ароматом, после подзаправлюсь в столовой. После побегаю на коньках. А вечерком в кино схожу. И после засну сладким сном утомленного человека.
Вот такое мысленное расписание представил себе, вскочил на свои ножки, оделся и весело, без никакой меланхолии спускаюсь во двор. Спускаюсь и от полноты жизни песни пою.
Дохожу до ворот, хочу пройти на улицу — нельзя. Под воротами яму роют во всю ширину.
Что такое? Зачем яма? Почему яма?
Так что, говорят, временный разрыв трубы. Постойте, советуют, у ворот либо погуляйте по двору. Не более как через час-полтора все обстряпают.
Гляжу — у ворот народ столпился человек по десять с обеих сторон. Ругаются…
— Это, говорят, никакого внимания к людям! Ну оставьте хотя небольшой перешеек, небольшую тропочку для переходу, так нет — раскопали, черти, во всю ширину.
Я говорю:
— А вдруг, братцы, пожар?
Председатель жакта говорит:
— Вдруг только блох ловят! Вы вечно всякую дрянь увидите… А раз у меня лопнувши труба, то мне, говорит, важнее ее заклепать, чем за жильцами ухаживать.
Минут через двадцать он говорит:
— Вот чего: которым мракобесам не терпится и которые стремятся поскорее на улицу выйти — айда на седьмой этаж, я сейчас ключи принесу и через клуб всю пачку выпущу.
Вскоре после того вышел я на улицу. Уж такой бодрости и беспечности нету.
Иду к набережной. Прохожу мимо нашей образцовой столовой, гляжу — уже очередь образовалась.
Дай, думаю, сначала неприятные вещи сделаю, а после легкие; сначала, думаю, лучше подзаправлюсь, а после на прогулку пущусь.
Через час подзаправился. Вышел на набережную. Гулять чего-то неохота. Дай, думаю, домой схожу. Погляжу, можно ли через ворота ходить. Если можно, возьму коньки — и на каток смотаюсь.
Яму под воротами хотя не зарыли, но досточку положили.
Взял свои новенькие коньки. Пошел на каток.
Прихожу на Инженерную улицу — перерыв до пяти часов.
Иду на Таврический каток — закрыто по случаю хоккея.
Бегу на третий — можно, допускают, разрешают кататься.
Надеваю коньки. Встаю на лед. Не могу идти. Не скользят ноги. В чем дело? Или разучился. Или еще что…
Потрогал пальцем коньки (куплены на пр. Володарского, 51, Охотсоюз) — вон в чем дело: полозы до того шершавые, что никакого скольжения нельзя достичь.
Отвинтил коньки. Пошел домой. Морда уже грустная. А встречные небось думают: «Эвон меланхолик идет с коньками, даже спорт не действует на этого сукинова сына».