Том 2. Поэмы

Лермонтов Михаил Юрьевич

XXXIII

Я бал описывать не стану, Хоть это был блестящий бал. Весь вечер моему улану Амур прилежно помогал. [110] Увы …………… Не веруют амуру ныне; Забыт любви волшебный царь; Давно остыл его алтарь! Но за столичным просвещеньем Провинциалы не спешат; ……………… ……………… ……………… ………………

XXXIV

И

сердце Дуни покорилось; Его сковал могучий взор… Ей дома целу ночь всё снилось Бряцанье сабли или шпор. Поутру, встав часу в девятом, Садится в шлафоре измятом Она за вечную канву – Всё тот же сон и наяву. По службе занят муж ревнивый, Она одна – разгул мечтам! Вдруг дверью стукнули. «Кто там? Андрюшка! Ах, тюлень ленивый!..» Вот чей-то шаг – и перед ней Явился… только не Андрей.

110

После этого стиха, по сообщению П. А. Висковатова, шел текст:

Увы! Молясь иной святыне.

XXXV

Вы отгадаете, конечно, Кто этот гость нежданный был. Немного, может быть, поспешно Любовник смелый поступил; Но впрочем взявши в рассмотренье Его минувшее терпенье И рассудив, легко поймешь, Зачем рискует молодежь. Кивнув легонько головою, Он к Дуне молча подошел И на лицо ее навел Взор, отуманенный тоскою; Потом стал длинный ус крутить, Вздохнул, и начал говорить:

XXXVI

«Я вижу, вы меня не ждали – Прочесть легко из ваших глаз; Ах, вы еще не испытали, Что в страсти значит день, что час! Среди сердечного волненья Нет сил, нет власти, нет терпенья! Я здесь – на всё решился я… Тебе я предан… ты моя! Ни мелочные толки света, Ничто, ничто не страшно мне; Презренье светской болтовне – Иль я умру от пистолета… О, не пугайся, не дрожи; Ведь я любим – скажи, скажи!..»

XXXVII

И взор его притворно-скромный, Склоняясь к ней, то угасал, То, разгораясь страстью томной, Огнем сверкающим пылал. Бледна, в смущенье оставалась Она пред ним… Ему казалось, Что чрез минуту для него Любви наступит торжество… Как вдруг внезапный и невольный Стыд овладел ее душой – И, вспыхнув вся, она рукой Толкнула прочь его: «Довольно, Молчите – слышать не хочу! Оставите ль? Я закричу!..»

XXXVIII

Он смотрит: это не притворство, Не штуки – как ни говори – А просто женское упорство, Капризы – черт их побери! И вот – о, верх всех унижений! Штабротмистр преклонил колени И молит жалобно; как вдруг Дверь

настежь – и в дверях супруг. Красотка: «ах!» Они взглянули Друг другу сумрачно в глаза; Но молча разнеслась гроза, И Гарин вышел. Дома пули И пистолеты снарядил, Присел – и трубку закурил.

XXXIX

И через час ему приносит Записку грязную лакей. Что это? Чудо! Нынче просит К себе на вистик казначей, Он именинник – будут гости… От удивления и злости Чуть не задохся наш герой. Уж не обман ли тут какой? Весь день проводит он в волненье. Настал и вечер наконец. Глядит в окно: каков хитрец – Дом полон, что за освещенье! А всё засунуть – или нет? – В карман на случай пистолет.

XL

Он входит в дом. Его встречает Она сама, потупя взор. Вздох полновесный прерывает Едва начатый разговор. О сцене утренней ни слова. Они друг другу чужды снова. Он о погоде говорит; Она «да-с, нет-с» и замолчит. Измучен тайною досадой, Идет он дальше в кабинет… Но здесь спешить нам нужды нет, Притом спешить нигде не надо. Итак позвольте отдохнуть, А там докончим как-нибудь.

XLI

Я жить спешил в былые годы, Искал волнений и тревог, Законы мудрые природы Я безрассудно пренебрег. Что ж вышло? Право смех и жалость! Сковала душу мне усталость, А сожаленье день и ночь Твердит о прошлом. Чем помочь! Назад не возвратят усилья. Так в клетке молодой орел, Глядя на горы и на дол, Напрасно не подъемлет крылья – Кровавой пищи не клюет, Сидит, молчит и смерти ждет.

XLII

Ужель исчез ты, возраст милый, Когда всё сердцу говорит, И бьется сердце с дивной силой, И мысль восторгами кипит? Не всё ж томиться бесполезно Орлу за клеткою железной: Он свой воздушный прежний путь Еще найдет когда-нибудь, Туда, где снегом и туманом Одеты темные скалы, Где гнезда вьют одни орлы, Где тучи бродят караваном! Там можно крылья развернуть На вольный и роскошный путь!

XLIII

Но есть всему конец на свете, И даже выспренним мечтам. Ну, к делу. Гарин в кабинете. О чудеса! Хозяин сам Его встречает с восхищеньем, Сажает, потчует вареньем, Несет шампанского стакан. «Иуда!» – мыслит мой улан. Толпа гостей теснилась шумно Вокруг зеленого стола; Игра уж дельная была, И банк притом благоразумный. Его держал сам казначей Для облегчения друзей.