Том 2. Рассказы и фельетоны
Шрифт:
— Товарищи! Мыслимое ли это дело? А? — восклицает умный, украшенный картузом, обращаясь к публике,— прав он или не прав? Если не прав, поднимите руки.
Публика с удовольствием созерцает дурака, вырубившего участок, но, не будучи еще приучена к соборному действу, рук не поднимает.
— Выходит, стало быть, прав? Пущай вырубает? Здорово! — волнуется картуз на сцене,— товарищи, кто за то, что он не прав, прошу поднять руки!
Руки поднимаются у всех.
— Это так! — удовлетворен обладатель цивилизованного головного убора, присудим мы его назвать дураком!
И дурак с позором
Ходят, выходят, спешно распаковывают какую-то посуду. Вероятно, для крестьянской столовки. И опять валит навстречу толпа, и опять женский голос:
— …и увидите уголок Владимира…
От Дома крестьянина по берегу реки больше вглубь, в зелень, к Нескучному саду. Неузнаваемое место. По-прежнему вековые деревья и тени, гладь пруда, но в зелени белые, цветные причудливые здания. И почти изо всех пыхтенье, стрекотание, стук машин.
Вон он Моссельпром. Грибом каким-то. Под шапкой надпись «Ресторан».
И со входа сразу охватывает сладкий запах карамели. Белые колпаки, снежные халаты. Мнут карамельную массу, машина режет карамельные конуса. На плитах тазы с начинкой. Барышни-зрительницы висят на загородке — симпатичный павильон! 2-я Государственная кондитерская фабрика имени П. А. Бабаева, бывшие знаменитые «Абрикосов и сыновья».
На стенах — диаграммы государственного дрожжевого № 1 завода Моссельпром.
В банках и ампулах сепарированные дрожжи, сусло, солод ячменный и овсяной, культуры дрожжей.
Диаграммы производительности 1-ой Государственной макаронной фабрики все того же вездесущего Моссельпрома.
В январе 1923 года макаронных изделий — 7042 пуда, в мае — 10 870 пудов.
В следующем отделении запах табаку убивает карамель. Халаты на работницах синие. «Дукат». По-иностранному тоже написано: «Doukat». Машины режут, набивают, клеют гильзы. Выставка разноцветных коробок, и среди них уже появились «Привет с выставки».
Дальше приютился славный фруктовый, бывш. Калинкин, ныне Первый завод фруктовых вод.
В карбонизаторе при 5 атмосферах углекислота насыщает воду. Фильтры Chamberland’а.
Разлив пива. Машина брызжет, моет бутылки, мелькают изумительного проворства руки работниц в тяжелых перчатках. Вертится барабан разливной машины, и пенистое золотистое пиво Моссельпрома лезет в бутылки.
За стойкой тут же посетители его покупают и пьют кружками.
Показательная выставка бутылок — что выпускает бывш. Калинкин теперь? Все. По-прежнему сифоны с содовой и сельтерской, по-прежнему разноцветные бутылки со всевозможными водами. И приятны ярлыки: «На чистом сахаре».
Здесь что? Павильон Табакотреста.
Здесь б. Асмолов,
Растут зеленые лапчатые табаки — тыккульк, дюбек, тютюн. Стоят модели огневых сушильных сараев, висят цапки, шнуры, иглы. Пестрят лозунги: «Мотыженье в пору — даст обилие сбору», «Вершки и пасынок оборвешь, лучший лист соберешь».
Идет заведующий и говорит о том, насколько сократилась площадь плантаций в России и какие усилия употребляются, чтобы поощрить табаководство на Кубани, в Крыму, на Кавказе.
Гильз на рынке мало, и теперь в России не выделывают табаку, а только готовые папиросы.
Недалеко от павильона, где работает Асмолов, павильон с гигантским плакатом «Махорка». Плакат кричит крестьянину: «Сей махорку — это выгодно».
Довольно табаку! Дальше!
И вот павильон текстильный. ВСНХ. Здесь прекрасно. Во-первых, он внешне хорош. Два корпуса, соединенных воздушной галереей-балконом с точеной балюстрадой. Зелень обступила текстильное царство. Внутри же бесконечная в двух этажах гамма красок, бесконечные волны шелков, полотен, шевиотов, ситцу, сукон.
Начинается с Петроградского гос. пенькового треста, «The Petrograd State Hemp Trust», выставившего канаты, и мешки, и веревки, и диаграммы, а дальше непрерывным рядом драпированных гостиных идут вязниковские льняные фабрики, опять пеньковые тресты, Гаврило-Ямская мануфактура с бельевыми и простынными полотнами и десятки трестов: шелкотрест, хлопчатобумажный трест, Иваново-Вознесенский текстильный… камвольный, Мострикоб…
Московский текстильный институт, со своими шелковичными червями, которые тут же непрерывно жуют, жуют груды зеленых листьев…
После осмотра текстильного треста ноги больше не носят. Назад, к Москве-реке, к лавочкам, отдыхать, курить, смотреть, но не «осматривать»… В один раз не осмотришь все равно и десятой доли. Поэтому — назад. Мясохладобойни, скороморозилки Наркомтруда — потом павильон НКПСа {67} — потом (сияющий паровоз вылезает прямо в цветник) Мосполиграф — потом…
К набережной — смотреть закат.
А он прекрасен — закат. Вдали догорают золотые луковицы Христа Спасителя, на Москва-реке лежат зыбкие полосы, а в городе-выставке уже вспыхивают бледные электрические шары.
Толпа густо стоит перед балконом павильона Центросоюза, обращенным на реку. Цветные пестрые ширмы на балконе, а под ними три фигурки. Агитационный кооперативный Петрушка.
За прилавком круглый купец в жилетке объегоривает мужика. В толпе взмывает смех. И действительно, мужик замечательный. От картуза до котомки за спиной. Какое-то особенное специфически мужицкое лицо. Сделана фигурка замечательно. И голос у мужика неподражаемый. Классный мужик.