Том 2. Республика Шкид. Рассказы для маленьких
Шрифт:
Молчаливый кивок Кузи завершает сделку. Кубышка идет в класс, усаживается на Янкелеву парту и вынимает из нее недоступные обычно выпуски «Ната Пинкертона» и «Антона Кречета». Он заработал три четверти фунта хлеба и может отдохнуть.
Японец и Дзе, не обладая излишками хлеба, принуждены честно выполнить геройски принятую на себя обязанность.
Идут на кухню. Ведра и тряпки предусмотрительно расхватаны, приходится ждать, пока кто-нибудь кончит мытье.
Получив наконец ведра и наполнив их крутым
Там Аннушка, старшая уборщица, командует и распределяет участки для мытья.
– Вымойте Белый зал, – говорит она.
Еонин и Джапаридзе спускаются вниз и проходят в Белый зал.
Зал большой, – страшно браться за него. По положению надо мыть тщательно, промывать два раза и вытирать паркетные плиты насухо, чтобы не было блеска.
Но улигане, оставшись вдвоем, решают дело иначе.
– Начинай!
Японец берет ведро, нагибает его и бежит по залу. Вода разливается ровными полосками. За Японцем на четвереньках бежит Дзе и растирает воду. Через пять минут паркетный пол темнеет и принимает вид вымытого.
– Готово.
Товарищи усаживаются к окну. Джапаридзе закуривает и, затягиваясь, осторожно пускает дым по стене.
Просидев срок, который нужен для хорошего мытья, идут в канцелярию.
– Дядя Саша, примите зал.
Сашкец идет в зал, близоруко, мельком осматривает пол и возвращается в «халдейскую».
Японец и Дзе идут в класс, растопляют печку и, греясь у яркого огня, болтают о лотерее-аллегри и ждут понедельника.
В сумраке октябрьского утра Ленька Пантелеев бежал из отпуска в Шкиду. Обутые в рваные «американские» ботинки ноги захлебывались грязью, хлопали по лужам, стучали на неровных плитах тротуаров.
На улицах закипала дневная жизнь, открывались витрины магазинов, и из лавок «Продукты питания» вырывался на улицу запах теплого ситного, кофе и еще чего-то неуловимого, вкусного.
Ленька бежал по улице, боясь опоздать в Шкиду. У Покровки в витрине ювелирного магазина попались часы. Ленька взглянул и похолодел. Пять минут одиннадцатого, а в Шкиду надо было поспеть к первому уроку, к десяти.
Он прибавил ходу и крепче сжал объемистый узел, наполненный вещами, предназначенными для лотереи-аллегри.
Были в нем: «Пошехонская старина» Салтыкова, ржавые коньки, гипсовый бюст Льва Толстого, ломаный будильник, зажигалка и масса безделушек, которые Ленька частью выпросил, частью стянул у сестренки.
– Начались уроки? – спросил Пантелеев, когда ему, запыхавшемуся и усталому, кухонный староста Цыган открыл дверь.
– Начались. – ответил Цыган.
– Давно?
– С полчаса.
«Влип, – подумал Пантелеев. – Какой еще урок, неизвестно… Если Сашкец или Витя, то гибель – пятый разряд!»
Боясь попасться на глаза Викниксору
– Карамзин… Тысяча восемьсот третий год… Наталья, боярская дочь…
Ленька приоткрыл дверь и спросил:
– Можно?
– Пожалуйста, – ответил Асси, – войдите.
Он был единственный халдей, который называл шкидцев на «вы». Ленька вошел в класс. При виде его, несущего узел, класс загромыхал.
– Ай да налетчик!
– Браво!
– Ура!
Ленька прошел к своей парте, уселся, отдышался и стал развязывать узел. Тотчас же к нему подсели Японец и Джапаридзе.
– Ну, показывай.
Пантелеев выложил на скамейку парты принесенные вещи.
– А Янкель пришел? – спросил он.
– Нет еще, – ответил Японец, перелистывая «Пошехонскую старину».
Парту Пантелеева обступили Воробей, Горбушка и Кальмот.
– Ну, хряйте, хряйте, – прогнал их Ленька, – нечего глазеть. Тут профессиональная тайна.
Любопытные отошли. Ленька засунул вещи в ящик парты, отложив отдельно принесенные продукты: хлеб, сахар, кусок пирога и осьмушку махорки.
В это время в класс ворвался раскрасневшийся и вспотевший Янкель. В руках он нес огромный, перевязанный бечевкой пакет. Улигания встретила его еще более громким «ура».
Янкель бросился на свою парту и, отдуваясь, протянул:
– Фу ты, я-то думал – у нас Гусь Лапчатый, а тут…
Асси, на минуту притихший, бубнил, спрятав голову в плечи:
– Карамзин – выразитель эпохи… Разбирая его произведения в хронологическом порядке, мы…
Затрещал звонок. Асси, не докончив фразы, поднялся и выкатился из классной.
– Компания, сюда! – закричал Японец.
Четверка собралась у пантелеевской парты. Янкель притащил свой пакет и, развернув его, выложил десятка два разных книг, уйму вставочек, статуэток, палитру красок и комплект «Нивы» за 1909 год. Притащил свои вещи к пантелеевской парте и Японец. Дал он сто двадцать листов писчей бумаги, которую копил в течение целого года, и дюжину фаберовских карандашей.
Джапаридзе снял и отдал обмотки. Носить обмотки в Шкиде считалось верхом изящества и франтовства; взнос Джапаридзе поэтому был очень ценен.
Когда все вещи были собраны, Янкель предложил:
– Приступим к технической части. Надо составить каталог.
Стали составлять список вещей. Первым номером записали коньки:
1. Первосортные беговые коньки «Джексон».
Вторым записали обмотки Дзе:
2. Прекрасные суконные обмотки последнего лондонского образца.
Третьим прошел трехсантиметровый бюст Толстого «почти в натуральную величину»…