Том 2. Республика Шкид
Шрифт:
— И верно, хорошо, — поддержали остальные.
Их примеру последовали другие, и скоро самым любимым занятием шкидцев стали загорать на вышке.
Приходили в жаркие дни и сразу разваливались на горячих листах железной крыши.
Скоро, однако, эти однообразные развлечения стали приедаться воспитанникам.
Надоело шляться с Верблюдычем по полям, слушать его восторженные лекции о незабудках, ловить лягушек и червяков, надоело тенями ходить из угла в угол по даче и даже купаться
Все больше и больше отлеживались на вышке. Младшие еще находили себе забавы, лазили по деревьям, катались на трамвае, охотились с рогатками на ворон, по старшие ко всему потеряли интерес и жаждали нового.
Когда-то в городе, сидя за уроками, они предавались мечтам о теплом лете, а теперь не знали, как убить время.
— Скучно, — лениво тянул Японец, переворачиваясь с боку на бок под жгучими лучами солнца.
— Скучно, — подтягивали в тон ему остальные. Все чаще и чаще собирались на вышке старшие и ругали кого-то за скуку.
А солнце весело улыбалось с ярко-синего свода, раскаляло железную крышу и наполняло духотой, скукой и ленью притихшую дачу.
— Ску-учно, — безнадежно бубнил Японец.
…Вечерело. Сизыми хлопьями прорезали облачка красный диск солнца. Начинало заметно темнеть. Со стороны леса потянуло сыростью и холодом. Шкидцы сидели на вышке и, притихшие, ежась от ветерка, слушали рассказы Косецкого о студенческой жизни.
— Бывало, вечерами такие попойки задавали, что небу жарко становилось. Соберемся, помню; сперва песни разные поем, а потом на улицу…
Голос Косецкого от сырости глуховат. Он долго с увлечением рассказывает о фантастических дебошах, о любовных интрижках, о веселых студенческих попойках. Шкидцы слушают жадно и только изредка прерывают речь воспитателя возгласами восхищения:
— Вот это здорово!
— Ай да ребята!
Сумерки сгустились. Внизу зазвенел колокольчик.
— Тьфу, черт, уже спать! — ворчит Воробей.
Ребята зашевелились. Косецкий тоже нехотя поднялся. Сегодня он дежурил и должен был идти в спальни укладывать воспитанников. Но спать никому не хотелось.
— Может, посидим еще? — нерешительно предложил Янкель, но халдей запротестовал:
— Нет, нет, ребята! Нельзя! Витя нагрянет, мне попадет! Идемте в спальню. Только дайте закурить перед сном.
Ребята достали махорку, и, пока Косецкий свертывал папиросу, они один за другим спускались вниз.
— Вы к нам заходите, в спальню побеседовать, когда младших уложите, — предложил Громоносцев.
— Хорошо, забегу
Уже внизу, в спальне, ребята, укладываясь, гуторили между собой:
— Вот это парень!..
Последнее время Косецкий особенно близко сошелся со старшими. Они вместе курили,
Ночь наступила быстро. Скоро стало совсем темно, а ребята еще лежали и тихо разговаривали. Косецкий, уложив малышей, пришел скоро, сел на одну из кроватей, закурил и стал делиться с ребятами планами своей будущей работы.
— Вы, ребята, со мной не пропадете. Мы будем работать дружно. Вот скоро я свяжусь с обсерваторией, так будем астрономию изучать.
— Бросьте! — лениво отмахнулся Японец.
— Что это бросьте? — удивился Косецкий.
— Да обсерваторию бросьте.
— Почему?
— Да все равно ничего не сделаете, только так, плешь наводите. Уж вы нам много чего обещали.
— Ну и что ж? Что обещал, то и сделаю! Я не такой, чтобы врать. Сказал — пойдем, и пойдем. Это же интересно. Будем звездное небо изучать, в телескопы посмотрим…
— Есть что-то хочется, — вдруг со вздохом проговорил все время молчавший Янкель и, почему-то понюхав воздух, спросил Косецкого:
— А вы хотите, Афанасий Владимирович?
— Чего?
— Да шамать!
— Шамать-то… шамать… — Косецкий замялся. — Признаться, ребятки, я здорово хочу шамать. А что? Почему это ты спросил? — обратился он к Янкелю, но тот улыбнулся и неопределенно изрек, обращаясь неизвестно к кому.
— И это жизнь! Хочешь угостить дорогого воспитателя плотным обедом — и нельзя.
— Почему? — оживился Косецкий.
— Собственно, угостить, пожалуй, можно… но… — робко пробормотал Японец.
— Но требуется некоторая ловкость рук и так далее, — закончил Янкель, глядя в потолок.
— Ах, вот в чем дело! — Косецкий понял. — А где же это?
— Что?
— Обед.
— Обед на кухне!
Потом вдруг все сразу оживились. Обступили плотной стеной Косецкого и наперебой посвящали его в свои планы.
— Поймите, остаются обеды… Марта их держит в духовой… Сегодня много осталось. Спальня сыта будет, и вы подкормитесь. Все равно до завтра прокиснет… А мы в два счета, только вы у дверей на стреме постойте…
Косецкий слушал, трусливо улыбаясь, потом захохотал и хлопнул по плечу Громоносцева.
— Ах, черти! Ну, валите, согласен!
— Вот это да! Я же говорил, — захлебывался Янкель от восторга, — я же говорил: вы не воспитатель, Афанасий Владимирович, а пройдоха первостатейный.
Налет проводили организованно. Цыган, Японец и Янкель на цыпочках пробрались на кухню, а Косецкий прошел по всем комнатам дачи и, вернувшись, легким свистом дал знать, что все спокойно.