Том 2. Стихотворения 1921-1941. Переводы

Цветаева Марина Ивановна

Июнь 1921

«Смуглой оливой…»

Смуглой оливой Скрой изголовье. Боги ревнивы К смертной любови. Каждый им шелест Внятен и шорох. Знай, не тебе лишь Юноша дорог. Роскошью майской Кто-то разгневан. Остерегайся Зоркого неба.

* * *

Думаешь — скалы Манят, утесы, Думаешь, славы Медноголосый Зов его — в гущу, Грудью на копья? Вал восстающий — Думаешь — топит? Дольнее жало — Веришь — вонзилось? Пуще опалы — Царская милость! Плачешь, что поздно Бродит

в низинах. Не земнородных Бойся, — незримых! Каждый им волос Ведом на гребне. Тысячеоки Боги, как древле. Бойся не тины, — Тверди небесной! Ненасытимо — Сердце Зевеса!

25 июня 1927

«Тихонько…»

Тихонько Рукой осторожной и тонкой Распутаю путы: Ручонки — и ржанью Послушная, зашелестит амазонка По звонким, пустым ступеням расставанья. Топочет и ржет В осиянном пролете Крылатый. — В глаза — полыханье рассвета. Ручонки, ручонки! Напрасно зовете: Меж ними — струистая лестница Леты.

27 июня 1921

«Седой — не увидишь…»

Седой — не увидишь, Большим — не увижу. Из глаз неподвижных Слезинки не выжмешь. На всю твою муку, Раззор — плач: — Брось руку! Оставь плащ! В бесстрастии Каменноокой камеи, В дверях не помедлю, Как матери медлят: (Всей тяжестью крови, Колен, глаз — В последний земной Раз!) Не крáдущимся перешибленным зверем, — Нет, каменной глыбою Выйду из двери — Из жизни. — О чем же Слезам течь, Раз — камень с твоих Плеч! Не камень! — Уже Широтою орлиною — Плащ! — и уже по лазурным стремнинам В тот град осиянный, Куда — взять Не смеет дитя Мать.

28 июня 1921

«Ростком серебряным…»

Ростком серебряным Рванулся ввысь. Чтоб не узрел его Зевес — Молись! При первом шелесте Страшись и стой. Ревнивы к прелести Они мужской. Звериной челюсти Страшней — их зов. Ревниво к прелести Гнездо богов. Цветами, лаврами Заманят ввысь. Чтоб не избрал его Зевес — Молись! Все небо в грохоте Орлиных крыл. Всей грудью грохайся — Чтоб не сокрыл. В орлином грохоте — О клюв! О кровь! — Ягненок крохотный Повис — Любовь… Простоволосая, Всей грудью — ниц… Чтоб не вознес его Зевес — Молись!

29 июня 1921

«Я знаю, я знаю…»

Я знаю, я знаю, Что прелесть земная, Что эта резная, Прелестная чаша — Не более наша, Чем воздух, Чем звезды, Чем гнезда, Повисшие в зорях. Я знаю, я знаю, Кто чаше — хозяин! Но легкую ногу вперед — башней В орлиную высь! И крылом — чашу От грозных и розовых уст — Бога!

30 июня 1921

«Твои … черты…»

Твои … черты, Запечатленные Кануном. Я буду стариться, а ты Останешься таким же юным. Твои … черты, Обточенные ветром знойным. Я буду горбиться, а ты Останешься таким же стройным. Волос полýденная тень, Склоненная к моим сединам… Ровесник мой год в год, день в день, Мне постепенно станешь сыном… Нам вместе было тридцать шесть, Прелестная мы были пара… И — радугой — благая весть: . . . . . .— не буду старой!

Троицын день 1921

«Последняя прелесть…»

Последняя прелесть, Последняя тяжесть: Ребенок, у ног моих Бьющий в ладоши. Но с этой последнею Прелестью — справлюсь, И

эту последнюю тяжесть я — Сброшу. . . . . . . . . . . . . . . . Всей женскою лестью Язвя вдохновенной, Как будто не отрок У ног, а любовник — О шествиях — Вдоль изумленной Вселенной Под ливнем лавровым, Под ливнем дубовым. Последняя прелесть, Последняя тяжесть — Ребенок, за плащ ухватившийся… — В муке Рожденный! — Когда-нибудь людям расскажешь, Что не было равной — В искусстве Разлуки!

10 июля 1921

«Два зарева! — нет, зеркала…»

М.А. Кузмину

Два зарева! — нет, зеркала! Нет, два недуга! Два серафических жерла, Два черных круга Обугленных — из льда зеркал, С плит тротуарных, Через тысячеверстья зал Дымят — полярных. Ужасные! — Пламень и мрак! Две черных ямы. Бессонные мальчишки — так — В больницах: Мама! Страх и укор, ах и аминь… Взмах величавый… Над каменностию простынь — Две черных славы. Так знайте же, что реки — вспять, Что камни — помнят! Что уж опять они, опять В лучах огромных Встают — два солнца, два жерла, — Нет, два алмаза! — Подземной бездны зеркала: Два смертных глаза.

2 июля 1921

Вестнику

Скрежещут якорные звенья, Вперед, крылатое жилье! Покрепче чем благословенье С тобой — веление мое! Мужайся, корабельщик юный! Вперед в лазоревую рожь! Ты больше нежели Фортуну — Ты сердце Цезаря везешь! Смирит лазоревую ярость Ресниц моих — единый взмах! Дыханием надут твой парус И не нуждается в ветрах! Обветренные руки стиснув, Слежу. — Не верь глазам! — Все ложь! Доподлинный и рукописный Приказ Монархини везешь. Два слова, звонкие как шпоры, Две птицы в боевом грому. То зов мой — тысяча который? — К единственному одному. В страну, где солнце правосудья Одно для нищих и вельмож — Между рубахою и грудью — Ты сердце Матери везешь.

3 июля 1921

Георгий

С.Э.

«Ресницы, ресницы…»

Ресницы, ресницы, Склоненные ниц. Стыдливостию ресниц Затменные — солнца в венце стрел! — Сколь грозен и сколь ясен! — И плащ его — был — красен, И конь его — был — бел. Смущается Всадник, Гордится конь. На дохлого гада Белейший конь Взирает вполоборота. В пол-окна широкого Вслед копью В пасть красную — дико раздув ноздрю — Раскосостью огнеокой. Смущается Всадник, Снисходит конь. Издохшего гада Дрянную кровь — Янтарную — легким скоком Минует, — янтарная кровь течет. Взнесенным копытом застыв — с высот Лебединого поворота. Безропотен Всадник, А конь брезглив. Гремучего гада Копьем пронзив — Сколь скромен и сколь томен! В ветрах — высокó — седлецо твое, Речной осокой — копьецо твое Вот-вот запоет в восковых перстах У розовых уст Под прикрытием стрел Ресничных, Вспоет, вскличет. — О страшная тяжесть Свершенных дел! И плащ его красен, И конь его бел. Любезного Всадника, Конь, блюди! У нежного Всадника Боль в груди. Ресницами жемчуг нижет… Святая иконка — лицо твое, Закатным лучом — копьецо твое Из длинных перстов брызжет. Иль луч пурпуровый Косит копьем? Иль красная туча Взмелась плащом? За красною тучею — Белый дом. Там впустят Вдвоем С конем. Склоняется Всадник, Дыбится конь. Все слабже вокруг копьеца ладонь. Вот-вот не снесет Победы! — Колеблется — никнет — и вслед копью В янтарную лужу — вослед копью Скользнувшему. — Басенный взмах Стрел… Плащ красен, конь бел.