Том 22. Избранные дневники 1895-1910
Шрифт:
Написал предисловие Черткову. 82
1898
Прошло два дня. 1-ое января 1898. Очень грустно, уныло, нездорово встречаю новый год. Не могу работать, и все болит живот.
Получил письмо от Федосеева из Верхоленска о духоборах, очень трогательное. Еще письмо от редактора «The adult» о свободной любви. Если бы было время, хотелось бы написать об этом предмете. Должно быть, и напишу. Главное, показать, что все дело в выгораживанье для себя возможности наибольшего наслаждения без думы о последствиях. Кроме того, они проповедуют то, что уже есть и очень дурно. И
18
сдержанности (англ.).
Думал за это время только одно и, кажется, важное, именно:
1) Все мы думаем, что наша обязанность, призвание — это делать разные дела: воспитать детей, нажить состояние, написать книгу, открыть закон в науке и т. п., а дело у всех нас только одно: делать свою жизнь, сделать так, чтобы жизнь была цельным, разумным, хорошим делом. […]
Нынче уже 4-ое. Мне немного лучше. Хочется работать. Вчера Стасов и Римский-Корсаков, кофе, глупый разговор об искусстве. Когда я буду исполнять то, что много баить — не подобаить. Получил вольно печатанную брошюру. […]
Нынче 13 января 98. Москва. Больше недели не писал. И ничего почти не делал. Все нездоровится. Уныло. И то добр и спокоен, а то тревожен и не добр. Третьего дня было тоскливо. И пришли мужики: Валахов с Степаном Петровичем и два тульские. И так легко, бодро стало. Надо не поддаваться среде. Можно всегда вступать в среду — бога и его людей. Давно так нехорошо не было на душе. Письмо от Поши. Написал Поше, Ивану Михайловичу, Чертковым, Мооду и Буланже. Все пытаюсь найти удовлетворяющую форму «Хаджи-Мурата», и все нет. Хотя как будто приближаюсь. Вчера праздновали Танины именины — тяжело. Нынче телеграмма о статье «Что такое искусство?»*. Кой-что записано и, кажется, важное.
1) Огромной важности, и надо будет хорошенько изложить: организация, всякая организация, освобождающая от каких-либо человеческих, личных, нравственных обязанностей. Все зло мира от этого. Засекают, развращают, одуряют людей, и никто не виноват. В рассказ о восстановлении ада — это главное новое средство. […]
[3 февраля. ] Все так же умственно непроизводителен. Утром хватился, что пропущено в «Искусстве» место о троице*, и, ничего не работая, пошел к Гроту, оттуда в редакцию; пришел в 3-м часу, почитал, лег, обедал. Пришли Тароватый, потом Меньшиков, Попов, Горбунов, еще один, Гуленко, Суллер. Читал «Пахаря» Ляпунова* и очень тронут. Записано следующее:
[…] 8) Одно из самых обычных заблуждений состоит в том, чтобы считать людей добрыми, злыми, глупыми, умными. Человек течет, и в нем есть все возможности: был глуп, стал умен, был зол, стал добр, и наоборот. В этом величие человека. И от этого нельзя судить человека. Какого? Ты осудил, а он уже другой. Нельзя и сказать: не люблю. Ты сказал, а оно другое.
9) Говорят про царя, что не виноват он, а его окружающее — неправда: он один причиной всего. Жалеть его можно и должно, но нужно знать,
[…] 13) Сила в рабочем народе. Если он несет свое угнетение, то только потому, что он загипнотизирован. Вот в этом-то все дело — уничтожить этот гипноз. […]
Нынче 19 февраля 1898. Москва. Долго не писал. Сначала был нездоров. Дней пять, как лучше. За это время все исправлял и дополнял и портил последние главы об искусстве. Решилась отправка Карпентера с предисловием в «Северный вестник»*. Поправлял и это предисловие. Общее впечатление от этой статьи «о науке», так же как и от 20 главы, раскаяние. Чувствую, что это правда, что это надо, но больно, что оскорбляю, огорчаю много добрых заблудших. Очевидно, 0,999 не поймут, во имя чего я осуждаю нашу науку, и будут возмущены. Надо бы было сделать это с большей добротой. И в этом я виноват, но теперь поздно.
[…] Записано следующее:
[…] 2) Странно, Таня возится с дантистами, и ей выдернули не тот зуб, и это обстоятельство более всего мне подтвердило то, что я дурно поступил, отдав именье детям. Им бы было лучше. Только надо было уметь, не нарушая любви, сделать это. А я не умел.
[…] 5) Священнику, вообще духовному лицу, чтобы загладить свой грех, надо с амвона перед всем народом покаяться в обмане — сказать: простите, что обманывал вас… какая сильная сцена! И правдивая.
6) Наше искусство с поставкой потех для богатых классов не только похоже на проституцию, но есть не что иное, как проституция.
Нынче 25. Ничего не записано. Кое-что поправлял. Нынче писал письма. Больше семи писем. Но ничего не могу писать, хотя не перестаю думать о «Хаджи-Мурате» и воззвании.
Больше трех недель не писал. Нынче 19 марта 98. Москва. Кончил все свои письма. За это время написал серьезные письма: 1) В американскую колонию, 2) В «Петербургские ведомости» о духоборах, 3) В английские газеты о духоборах же и 4) Предисловие к английскому изданию «Что такое искусство?» — о цензурных изуродованиях.
Внутренняя жизнь моя та же. Как я и предвидел: новое сознание жизни для бога, для совершенствования любви, притупилось, ослабело и, когда понадобилось на днях, оказалось не недействительным, но менее действительным, чем я ожидал. Главное событие за это время — разрешение духоборам выселиться. «Что такое искусство?», кажется, теперь совсем кончилось. Соня уехала вчера в Петербург. Она все так же неустойчива. Работал за все это время мало.
Записано довольно много, попробую выписать.
1) Одно из величайших заблуждений при суждениях о человеке в том, что мы называем, определяем человека умным, глупым, добрым, злым, сильным, слабым, а человек есть все: все возможности, есть текучее вещество, есть <img src="image002.jpg" width="263" height="44" alt="" border="0">и т. д.
Это есть хорошая тема для художественного произведения и очень важная и добрая, потому что уничтожает злые суждения — рака — и предполагает возможность всего хорошего. Работники дьявола, уверенные в присутствии дурного в человеке, достигают великих результатов: суеверия, казни, войны. Работники божьи достигли бы больших результатов, если бы они более верили в возможность добра в людях. […]
Нынче 21 марта 98. Москва. Продолжаю выписки. Мне очень нездоровится, слаб. Но, слава богу, спокоен — живу настоящим. Сейчас привел в порядок бумаги «Искусства».