Том 23. Письма 1892-1894
Шрифт:
Леонтьеву (Щеглову) И. Л., 5 июля 1894 *
1433. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)
5 июля 1894 г. Мелихово.
5 июль. Ст. Лопасня, Моск. — Кур. д.
Милый и неизменно любезный сердцу моему * Жан на Клязьме * ! Вы мне снились в прошлую ночь. Да и вообще я вспоминаю о Вас гораздо чаще, чем Вы обо мне. Студеная гора остудила Ваше сердце, и Вы имеете что-то против меня, хотя в сущности делить нам нечего, за актрисами вместе мы не ухаживаем, слава балует нас в одинаковой мере, так что температуру наших
Книжки Ваши получить был бы очень рад * , так как я всё еще состою самым искренним почитателем Вашего таланта и Ваших книжек. Отправьте их заказною бандеролью в редакцию «Русской мысли» для передачи мне. Если же приедете ко мне в Мелихово, то привезите сами.
Брат Иван с женой где-то в Костромской губ<ернии>. Когда увижусь с ним, то передам ему о Вашем намерении прислать ему книжки. Он будет очень рад.
У нас сенокос, коварный сенокос. Запах свежего сена пьянит и дурманит, так что достаточно часа два посидеть на копне, чтобы вообразить себя в объятиях голой женщины.
Будьте здоровы, Жан. Низкий поклон и привет Вашей жене.
Ваш А. Чехов.
Суворин писал мне, что на днях приедет в Мелихово * . Отчего бы и Вам не приехать кстати?
Суворину А. С., 11 июля 1894 *
1434. А. С. СУВОРИНУ
11 июля 1894 г. Мелихово.
11 июль.
Вы писали, что будете у меня на сих днях; я ждал, но вместо Вас приходила газета с «маленькими письмами» * , из коих я заключал, что Вы крепко засели в Петербурге и отдумали ехать куда-нибудь. Меня не тянет в Ясную Поляну * . Мой мозг обрюзг и не хочет серьезных впечатлений. Я предпочел бы морскую купальню и болтовню о пустяках.
Вот мой план. 20–22 июля я поеду в Таганрог лечить дядю * , который серьезно заболел и хочет непременно моей помощи. Это отличнейший человек, и отказать ему было бы неловко, хотя, я знаю, помощь моя бесполезна. В Таганроге пробуду 1–2-3 дня, выкупаюсь в море, побываю на здешнем кладбище — и назад в Москву; покончив здесь с «Сахалином» * и поблагодарив небо, объявлю себя свободным, готовым ехать куда угодно. Если будут деньги, то поеду за границу, или на Кавказ, или в Бухару. Но со стороны финансов у меня наверное будут затруднения, так что изменения в моем плане неизбежны. Вот сказали бы Витте * , г. министру финансов, чтобы он, вместо того чтобы раздавать субсидии направо и налево или обещать 100 тысяч фонду, устроил бы так, чтобы литераторы и художники ездили по казенным железным дорогам бесплатно. Кроме Лейкина (не к ночи будь помянут), все российские беллетристы живут почти впроголодь, ибо каждый беллетрист, даже пишущий по 100 листов в год, по воле судеб, несет чёртову пропасть повинностей. А ничего нет скучнее и непоэтичнее, так сказать, как прозаическая борьба за существование, отнимающая радость жизни и вгоняющая в апатию. Впрочем, всё сие к делу не относится. Если поедете со мной в Таганрог — очень милый город, то поедемте. В августе я к Вашим услугам: двинем в Швейцарию.
Пьесу можно будет написать * где-нибудь на берегу Комо или даже вовсе не написать, ибо это такое дело, которое не медведь и в лес не уйдет, а если и уйдет, то чёрт с ним.
Теперь насчет пьявок. Вам нужно главным образом хорошее расположение духа, а не пьявки. В Москве
Ясинский начал недурно * , но под конец стал надоедать. Спутанность. И на кой чёрт у него умерла немка-барышня! И смерть эта описана таким тоном, как будто в конце концов немка воскреснет и насмешит читателя.
Если у Вас есть что-нибудь новенькое, то напишите. Насчет Таганрога тоже напишите. Приглашаю Вас в сей город на основании Вашего заявления, что Вам будто бы всё равно куда ни ехать, лишь бы не за границу. А я стал мечтать о том, чтобы опять проехаться по степи и пожить там под открытым небом хотя одни сутки. Как-то лет 10 назад я занимался спиритизмом * и вызванный мною Тургенев ответил мне: «Жизнь твоя близится к закату». И в самом деле мне теперь так сильно хочется всякой всячины, как будто наступили заговены. Так бы, кажется, всё съел: и степь, и заграницу, и хороший роман… И какая-то сила, точно предчувствие, торопит, чтобы я спешил. А может быть, и не предчувствие, а просто жаль, что жизнь течет так однообразно и вяло. Протест души, так сказать.
Дочь Плещеева уже вышла за Худекова * . Я получил приглашение. То-то небось аристократизму было напущено! У Худекова даже кастрюли серебряные. Должно быть, Любочкиной мамаше было не по себе в столь избранном обществе.
Низко кланяюсь и молю небо о прощении Ваших грехов и ниспослании Вам всяких благ.
Архимандрит Антоний.
20 июля я читаю последнюю корректуру и для журнала и для книги и заранее похлопочу, чтобы меня сия работа не задержала.
Тихонову В. А., 12 июля 1894 *
1435. В. А. ТИХОНОВУ
12 июля 1894 г. Мелихово.
12 июль.
Милый и драгоценный Владимир Алексеевич, простите за неисправность!! Как вспомнишь, что неизвестно, когда поедут с письмами на станцию, то руки опускаются и нет охоты писать. Как бы ни было, отвечаю:
1) Лавров на Кавказе * . Вернется в августе.
2) С Сытиным был разговор об издании Ваших книг * . Он ответил неопределенно и уклончиво, и из тона его я заключил, что лучше всего Вам самому списаться с ним или же поговорить при свидании. Это человек коммерческий.
3) Говорил с Сувориным * и заключил, что он весьма Вам симпатизирует. Я думаю, что если бы Вы обратились к нему с определенным предложением, то есть определенно указали, какаядолжность Вам улыбается и что Вы умеете, желаете делать у него и проч., — то Ваше предложение, пожалуй, имело бы успех. Мой совет: в книжном магазине и по книжному издательству Вам нечего делать; если поступать куда, то в газету.
Будьте добры, пришлите мне взаймы тысячу рублей * .
Хочется уехать куда-нибудь.
Будьте здоровы и не сердитесь.
Ваш А. Чехов.
Попову-Монастырскому А. А., 13 июля 1894 *
1436. А. А. ПОПОВУ-МОНАСТЫРСКОМУ
13 июля 1894 г. Мелихово.
13 июль. Ст. Лопасня.
Многоуважаемый Алексей Алексеевич!