Том 24. Письма 1895-1897

Чехов Антон Павлович

Я опять в Москве, в той же гостинице, в том же номере. Проживу здесь, должно быть, до воскресенья. Как Вы поживаете?

Желаю Вам всяких благ и крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

На обороте:

Здесь. Зубово, Долгий пер., д. Нюниной.

Ивану Ивановичу Горбунову.

Киселеву А. С., 26 сентября 1895 ^*

1591. А. С. КИСЕЛЕВУ

26 сентября 1895 г. Москва.

Большая московская гостиница, № 5.

Дорогой Алексей Сергеевич, уезжая вчера в Москву, я получил на станции Ваше письмо, а сегодня, очевидно, споспешествуемый добрыми духами и Вашими святыми молитвами, я встретил на улице самого Сытина, так что писать к нему не понадобилось ^* .

Я предупредил его, что к нему придет г. Бот с рассказами Марии Владимировны, и теперь мне остается только пожалеть, что я не знаю адреса г. Бота, так как застать Сытина можно, но очень трудно. В каждом доме есть деньги, только надо знать, где они лежат ^* ; так в каждом городе суть нужные люди, только нужно знать, когда и где их можно застать. На всякий случай напишите г. Б<оту>, что с раннего утра до 11 1/2 —12 час. дня Сытина легче всего застать в его типографии на Валовой улице, а после 12 — в складе; а еще лучше, прежде чем идти к нему, — справиться по телефону, где он. Человек он смирный, любезный, немножко застенчивый.

Узнав, что ему принесут 17 листов, он сказал: «Для нас это много». И я думаю, что для книжки это много. Выбирать и одобрять рассказы будет не сам Сытин, а инспектор народных училищ Вахтеров, заведующий у него народными и детскими изданиями. Я знаком с Вахтеровым, но не коротко. Если Бот, как педагог, знаком с ним, то вот Вам прекрасный случай дать ему еще одно поручение — поторопить Вахтерова. Я тоже потороплю.

Еще одно примечание: когда я говорил с Сытиным о рассказах, то на лице его была написана готовность.

Как Вы поживаете вообще? Давно уже я Вас не видел. Где Ваши? Где Сережа?

В Москве я буду жить до 2-го октября — к Вашим услугам. Всякое Ваше поручение исполню с большим удовольствием.

В середине октября я опять буду в Москве. Приезжайте и Вы, пообедаем вместе, помянем добром старину. Останавливаюсь я обыкновенно в Б<ольшой> московской, первый подъезд (считая со стороны Тверской), бородатый швейцар.

Денег нет. Старею.

Низко кланяюсь Вам и всем Вашим. Будьте здоровы и счастливы.

Ваш А. Чехов. 26 сент.

Щепкиной-Куперник Т. Л., конец сентября 1895 ^*

1592. Т. Л. ЩЕПКИНОЙ-КУПЕРНИК

Конец сентября 1895 г. Москва.

Милая Таня, драгоценная девочка, я заболел сразу пятью тифами и изнемог от желаний. Не могу прибыть.

Простите.

Миллион поцелуев!!!

А. Чехов.

На обороте:

Ее высокородию Татьяне Львовне Щепкиной-Куперник.

Горбунову-Посадову И. И., 3 октября 1895 ^*

1593. И. И. ГОРБУНОВУ-ПОСАДОВУ

3 октября 1895 г. Москва.

3 окт. Б. московская гостиница.

Многоуважаемый Иван Иванович, я опять получил от Ф. Ф. Тищенко письмо ^* , в котором он извещает, что рассказы его забракованы в «Русском богатстве», и настойчиво умоляет найти ему хотя какое-нибудь место, хотя бы место акцизного надзирателя, которое он раньше занимал. Место это ему несимпатично, и он просит похлопотать о нем только в крайнем случае. Судя по тону письма и по тому, что у меня нет никакого места на примете, этот крайний случай уже наступил. Не придумали ли Вы чего-нибудь? Напишите ^* . Если нет ничего, то придется обратиться к московскому обер-акцизнику и акцизному литератору Куманину, бывшему издателю «Артиста».

Адрес Потапенко: Петербург, Николаевская, 61.

Отвратительная погода угнетает меня, и я кашляю. А как Ваше здоровье? Как глаза?

А я пишу, хлопочу, хлопочу и хлопочу ^* . Всяких Вам благ.

Ваш А. Чехов.

Когда Лев Николаевич будет в Москве?

Сытину И. Д. (Черновое), 4(?) октября 1895 ^*

1594. И. Д. СЫТИНУ

(Черновое) 4 (?) октября 1895 г. Мелихово.

Проф. Д<ьяконов> сообщил мне вчера, что в мое отсутствие Вы ему несколько раз писали насчет издания «Х<ирургической> л<етописи>». Меня это удивило, так как я думал, что переговоры давно уже кончены. Эти длинные переговоры, признаюсь, поставили меня в глупое и смешное положение, в каком я никогда не бывал раньше. Вспомните, я ведь не навязывался к Вам с «Х<ирургической> л<етописью>», я просил

Вас издавать этот журнал только лишь при добром желании и несколько раз подтвердил, что в случае каких-либо колебаний и сомнений браться за издание нельзя. Вы отнеслись на словах к предложению моему сочувственно и даже благодарили меня на вокзале, что я дал Вам такое «хорошее дело», но письма моего Вы не послали Дьяконову; я же потом вел себя так, как будто письмо было послано, всюду трезвонил, что журнал устроен, поздравлял хирургов, все меня благодарили, и я принимал благодарности. Потом, когда я к 1-го октября приехал в Москву, мы встретились на Кр<асной> площади; я сказал, что приеду к Вам с Дьяк<оновым>, Вы ответили: «буду ждать» и не предупредили, что намерения Ваши насчет «Х<ирургической> л<етописи>» изменились. Я отрываю профессора от дела, везу его на Валовую в полной уверенности, что всё уже кончено, но встречаете Вы нас как-то нерешительно и начинаете переговоры насчет «сметы», точно речь шла о постройке казарм, точно не всё было ясно… Затем мы уехали, не солоно хлебавши, чувствуя себя в совершенно нелепом положении; профессор уже смотрел на меня как на легкомысленного человека, а мне было стыдно, точно я солгал. В тот же день Вы приходили ко мне обедать и, очевидно, не доверяя мне, боясь, чтобы я не обманул Вас, привели с собой бородатого молчаливого господина; за обедом опять были переговоры, и Вы кончили обещанием издавать журнал. Потом через два дня я с легким сердцем еду к Д<ьяконову> обедать, праздновать с ним благополучное окончание дела, но — увы! Опять Вам угодно было поставить меня в смешное положение. О том, что Ваша тип<ография> завалена работой, о несогласии Ваших товарищей и т. п. Вы могли бы написать прямо мне; Ваш отказ от издания я принял бы с легким сердцем, потому что к Вам и к Вашему делу я относился всегда с полным сочувствием и с полным доверием, и отказ был бы в порядке вещей, и в нем я не нашел бы ничего оскорбительного. Но вы почему-то предпочли отказывать и обещать в одно и то же время, и притом обещать мне, а отказывать Д<ьяконову>. Для чего? Простите, всё это мне непонятно. Конечно, проф. Д<ьяконов> извинит меня; журнал будет устроен, но забыть того, что я пережил благодаря Вам, я уже не могу. Убедительно Вас прошу больше ничего не писать Д<ьяконову> и прекратить переговоры.

Леонтьеву (Щеглову) И. Л., 5 октября 1895 ^*

1595. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)

5 октября 1895 г. Мелихово.

5 октябрь. Ст. Лопасня.

Милый Жан, спасибо, что вспомнили и дали о себе весточку ^* . Я давно уже хотел написать Вам, но бог Вас знает, где Вы и в каком Вы настроении. Вы уже не прежний Жан, юморист, милый капитан, Вы уже очень серьезны и стали похожи на кардинала Рамполлу. Вы как-то прислали мне книжки, изданные «Артистом», но без авторской надписи ^* , и я заключил, что Вы за что-то дуетесь на меня, и я в отместку не послал Вам своего «Сахалина», хотя было сильное искушение послать… Я бываю часто в Москве, останавливаюсь в Б<ольшой> московской гостинице, где, кажется, Вы тоже останавливаетесь; всякий раз я надеюсь встретиться с Вами, объясниться Вам в своей дружбе, поужинать вместе, вспомнить старину. Право, Жан, если Вы расположены есть и слушать, то около 20 октября давайте встретимся в Москве ^* . Кстати привезите Вашу книжку о театре и оттиск «Миллион терзаний» ^* . Я читал только первые главы, конца же не читал, так как не получаю святошеского журнала, в котором Вы печатали эту повесть и которого, кстати сказать, я терпеть не могу. Я, кажется, готов был бы отрубить себе палец, чтобы только переманить Вас в какой-нибудь другой журнал, менее мрачный, и чтобы Горленко хвалил Вас где-нибудь в другом месте ^* . Если когда-нибудь осуществится мое желание, т. е. если буду издавать журнал ^* , то первым делом постараюсь умолить Вас — взять от меня за лист сколько угодно и начать опять работать вместе, а не где-то особняком. Я Вас ценю, высоко ценю.

26 сент<ября> освящали памятник на могиле Плещеева ^* . Была вся его богатая родня. Я слушал пение монашенок, думал о padre ^* , о Вас.

Пишете ли Вы пьесы? Право, нам есть о чем поговорить. Давайте встретимся в Москве.

Вашей жене нижайший поклон, а Вам мысленно жму крепко руку. Жду скорейшего ответа!!

Ваш А. Чехов.

Ваш трагический почерк, кажется, стал разборчивее, хотя, впрочем, судить трудно, так как Ваше письмо короче колибри (хотел было написать — воробьиного носа).