Том 3 [Собрание сочинений в 3 томах]
Шрифт:
— Ты что здесь делаешь?
Ксавье вскочил. В дверях стоял Мирбель в белом купальном халате.
Мальчик проснулся, сел на кровати, увидел их обоих и заплакал. Мирбель повторил:
— Что ты здесь делаешь?
Ксавье пробормотал, запинаясь:
— Не знаю. — Понурив голову, он пытался найти разумный ответ.
— Не знаешь? В самом деле?
Мирбель подошел к кровати, наклонился к мальчику, который тер глаза и всхлипывал, отвел его руки и заглянул ему в сонное, опухшее от слез лицо.
— Что он тебе
Ролан рыдал в голос и бормотал сквозь слезы, что он спал, что он ничего не видел.
— А что он мог увидеть? — спросил Ксавье. — Я вдруг забеспокоился и пришел проверить, не заболел ли он.
— Он заболел?
— Нет, он спокойно спал.
— Только что ты сказал, что не знаешь, зачем ты пришел сюда. Долго же ты придумывал оправдание.
Ксавье по-прежнему стоял, опустив голову.
— А почему ты не ушел, когда убедился, что он спокойно спит?
Ксавье сказал:
— Не знаю… — И, помолчав, тихо добавил: — Я, кажется, молился.
Мирбель пожал плечами и начал декламировать, нарочно запинаясь и растягивая слова, будто школьник в классе:
Вот лучезарный серафим
Стоит у края колыбели,
Как будто над лицом своим
В лесной струящейся купели.
«О милый мой, двойник земной, -
Он говорит, — иди со мною,
За счастием уйдем со мной».
Мирбель замолчал, его душил смех. Ксавье наклонился над Роланом, тихо повторяя:
— Закрой глазки, малыш, это все чепуха, спи… Мы не даем ему уснуть, — сказал он, повернувшись к Мирбелю.
— Что-то ты поздновато проявляешь деликатность, ты не находишь?
А Ксавье тем временем поправил простыню, подоткнул одеяло и сказал Ролану:
— Повернись-ка к стенке… Давайте уйдем.
Ксавье вышел первым. Он почувствовал на затылке дыхание Мирбеля, который шел за ним по пятам. Ксавье не посмел остановить его, и они вместе вошли в комнату. Мирбель притворил за собой дверь, повернулся к Ксавье и сказал:
— Пора вас разлучить.
Ксавье не спускал глаз с Мирбеля, а тот развалился в кресле, словно собирался просидеть так всю ночь.
— Вам бы лучше пойти спать, — сказал Ксавье.
— Со сном я не в ладу, — вздохнул Мирбель и вытянул худые волосатые ноги. — Конечно, ты не отдаешь себе в этом отчета, но тебя и мальчишку действительно пора разлучить. Ты не додумываешь все до конца. Ты отличный пример тому, как низкое маскируется возвышенным, а дурное выдается за хорошее. Но, на твое счастье, я здесь — и я тебя спасу.
Ксавье глядел на него и молчал.
— Короче говоря, восемнадцатого я отвезу мальчишку назад в приют. Решение принято.
Ксавье спросил:
— Это что, угроза?
— Да нет, я повторяю, это вопрос решенный.
Ксавье тут же забыл про все, что произошло только что в комнате Ролана между ним и Мирбелем, забыл и о том чувстве стыда, которое он пережил во время
— Мы снова окажемся вдвоем, как в поезде. И снова у нас возникнет интерес друг к другу. Та же ситуация вызовет ту же симпатию, ты увидишь! Конечно, здесь не удастся разговаривать так свободно, как в купе… Ведь здесь Мишель. Но ко всему можно привыкнуть, часто перестаешь замечать людей, с которыми живешь под одной крышей. Мы не будем с ней считаться! — воскликнул он с веселой жестокостью.
— Я думаю, что смогу… — прервал его Ксавье. — Я надеюсь, вы мне не откажете в этом… я хочу проводить Ролана восемнадцатого числа.
Мирбель встал и подошел к Ксавье.
— Не говори со мной больше об этом мальчишке. Я возвращаю его в привычную для него среду: в приют. Он там будет как рыба в воде. Но тебе-то что до этого? Чего ты боишься? Выходит, ты не слишком доверяешь провидению.
И снова, изображая школьника, продекламировал:
Он малым пташкам щедро сыпал зерна,
Добру его земля была покорна.
— Эти две строчки из Расина были озаглавлены «Божья доброта». А хрестоматия называлась «Корзинка детских грез». Из нее монахини, учившие нас уму-разуму, выбирали стихи, чтобы мы их зазубривали.
— Вы с Мишель испортили Ролана своим укладом жизни, у него появились не свойственные ему привычки, — сказал Ксавье. — Вы ответственны…
— Хватит! Я не намерен больше говорить с тобой об этом ублюдке. Согласись, что твой повышенный интерес к нему по меньшей мере странен.
Ксавье закрыл глаза и тихо повторял с мольбой:
— Уходите… Уходите… Оставьте меня…
— Жалкая христианская душонка! Ты не смеешь взглянуть правде в глаза!
Ксавье молился про себя: «Господи, не допусти, чтобы этот человек посеял в моей душе семена ненависти и отвращения к людям, не дай ему отравить источник…» И удивился, когда у него вдруг вырвалось:
— Исцелюсь ли я когда-нибудь от знакомства с вами?
— Вот! Наконец-то! — воскликнул Мирбель. — Долго же мне пришлось ждать! Ты признаешься, что задет мною… Большего я не требую, — добавил он со смехом. — Во всяком случае, пока. Успокойся, я уйду, и ты выспишься. А завтра мы начнем новую жизнь.
Мирбель нервно ходил по комнате и потирал руки.
— И пожалуйста, не заставляй Ролана учиться. Пусть он спокойно проведет те несколько дней, что ему осталось жить здесь. Я освобождаю тебя от занятий с ним. Договорились? Да?