Том 3. Басни, стихотворения, письма

Крылов Иван Андреевич

Рукописные варианты (ИБ):

ст. 5

Из басни ты увидишь здесь о том,

ст. 7–8

Вот до меня о том дошло что стороною;

Когда-то к Комару явил презренье Лев

ст. 35

На землю ринулся и миру запросил

Печатные варианты:

ст. 5–7

Послушай здесь,

Как больно Комаром наказан Лев за спесь.

Вот слух какой о том дошел мне стороною (А)

вм. ст. 26–27

Дерет сыру землю когтями он и зубом (Г — Е)

X

Огородник и философ

Впервые

напечатана в «Чтении в Беседе любителей русского слова», 1811 г., ч. I, стр. 51–53; написана не позднее февраля 1811 г., так как 28 февраля была представлена на заседание Беседы. Автограф: ПБ-Г. Сюжет этой басни Н. Тихонравов связывал с полемикой о преимуществах английского плуга над сохой, которая велась в 1807–1808 гг. в печати (см. Н. Тихонравов, Соч., т. III, стр. 335). Однако содержание этой басни несравненно шире, оно направлено против схоластического отрыва теории от практики.

Рукописные варианты:

ст. 12

И также огурцы садить (ПБ)

ст. 17

И огород твой пропадет (БЛ 1811)

И подле моего твой огород во всем (ПБ; ЧБ, В)

ст. 28

Нет, барин, не толкуй моих ты худо слов (ПБ 1819)

ст. 42

[За заступ взялся свой] (ПБ)

ст. 50

И всё изроет, пересадит (ПБ; ЧБ — Г).

XI

Крестьянин и лисица

Впервые напечатана в «Новых баснях», 1811 г., стр. 20–30; написана не позднее февраля 1811 г. Автографы: ПД 43, ПБ-Г Басня по своей мысли представляет развитие народной пословицы: «Дай вору хоть золотую гору — воровать не перестанет» (см. В. Даль, «Пословицы русского народа»).

Печатный вариант:

ст. 17

Что даже часто мне и пища не важна (В)

XII

Воспитание льва

Впервые напечатана в «Новых баснях», 1811 г., стр. 31–34; написана не позднее февраля 1811 г. Автограф заключения: ПД (пушкинское собрание). Современники считали басню Крылова намеком на воспитание Александра I (в бытность его наследником) швейцарцем Лагарпом, воспитавшим своего ученика в отрыве от русской жизни и культуры. (См. В. Кеневич, «Примечания», стр. 100.)

Рукописные варианты (ПБ 1819):

К ст. 15–16

[А ложь в устах царя гнусна,

  И должен слово царь хранить ненарушимо.

  Итак лисицу мимо.]

[А слово царское быть должно нерушимо.

Царю и царству ложь в устах царя вредна.

Итак Лисицу мимо.]

ст. 18

[Кому отдать? — Кроту? — о нем молва была] (ПБ 1819)

ст. 66

[Так я тебе права и царство сдам] (БЛ 1811)

Вариант концовки из Пушкинского собрания (ПД):

И Лев-старик поздненько спохватился, Что Львенок не тому, что надобно, учился, Что он о птицах лишь твердит, Едва ли ведая, в чем состоит   Звериный быт, Хоть царствовать зверьми зовет его природа И что главнейшей нет науки для царей: Знать пользы своего народа И выгоды земли своей.

Печатные варианты (В):

ст. 24

Что Крот неутомим на малые дела

ст. 66

И так я с радостью тебе правленье сдам

вм. ст. 88–89

Что

пользы мало в том, или и вовсе нет,

Чтоб знать, кто как у птиц живет,

Когда кого зверьми владеть зовет природа.

XIII

Старик и трое молодых

Впервые напечатана в «Московском зрителе», 1806 г., ч. II, февраль, стр. 70–72; написана в 1805 г. (см. прим. к басне «Разборчивая невеста»). Автографы: ПД 18 (I — 3 л., II — 6 л., III — 4 л.).

Первоначальная редакция этой басни, помещенная в «Московском зрителе» в 1806 г., впоследствии Крыловым многократно переделывалась, вплоть до издания 1825 г. Приводим здесь текст «Московского зрителя»:

Старик и трое молодых

Какой-то старичок развесть задумал сад. «Пускай бы строиться — да как садить в те лета, Когда уже нога занесена из света?   Какой тут склад! Ну, право, дедушка, ты дожил уж до детства: Не двести ж лет в твоем написаны веку!»   Так говорили старику Три взрослых молодца из ближнего соседства — И продолжали так, смеясь его трудам! «Затеял дело ты не по своим годам, А лучше б ты молился дома богу   Об отпуске грехам своим,   Да собирался б понемногу   Очистить место здесь другим; И замыслы свои, держась рассудка правил,   Для наших ты б ровесников оставил. Лишь в нашем возрасте не бегают трудов, С которых надобно полвека ждать плодов;   А в старости глубокой, хилой Приличнее всего знакомиться с могилой».   «Друзья!» смиренно им ответствует старик: «К трудам от мягких я ногтей моих привык. Но часто не себе я только в век свой сеял, Не одного себя я в жизнь мою лелеял; И труд тот был всегда по сердцу моему, Где видел пользу я не мне лишь одному.     Чему же вам дивиться? Садя теперь, и той я мыслью веселюсь, Что если тени сих деревьев не дождусь, То внук мой некогда их тенью прохладится. Да льзя ли и за то ручаться наперед, Кто здесь из нас кого переживет: Смерть смотрит ли на молодость, на силу   Иль на пригожство лиц? Ах! сколько в старости прекраснейших девиц И крепких юношей я проводил в могилу!..   Не смейтеся!.. а может быть, Вам прежде моего лежать в земной утробе!..   И может быть, на вашем сидя гробе,   Придется несколько зарей мне проводить». Как напрорек старик, так точно после было; Один из них в торги пошел на корабле; Улыбкой счастие сперва ему польстило;   Но бурею корабль разбило: Надежду и пловца, — все море поглотило; Другой, за славою гонясь, в чужой земле Пал в брани — в честь себе, а матери — к страданью; А третий в жаркий день холодного испил И занемог; быть может, жив бы был, Но добрый врач его поторопил    Последнею природе данью.   Наш старичок на гробе их    Оплакал всех троих.