Том 3. Человек-амфибия
Шрифт:
– А не думаешь ли ты, Бальтазар, что пещера может иметь два выхода: один – с залива, а другой – с поверхности земли?
Бальтазар об этом не подумал.
– Так надо подумать. Как это мы раньше не догадались осмотреть окрестности? – сказал Зурита.
Теперь они принялись изучать берег.
На берегу Зурита набрел на высокую стену из белого камня, опоясывавшую огромный участок земли – не менее десяти гектаров. Зурита обошел стену. Во всей стене он нашел только одни ворота, сделанные из толстых листов железа. В воротах была маленькая железная дверь с прикрытым изнутри волчком.
«Настоящая тюрьма или крепость, –
Кругом – безлюдная, дикая местность: голые серые скалы, поросшие кое-где колючим кустарником и кактусами. Внизу – залив.
Зурита несколько дней бродил вдоль стены, подолгу следил за железными воротами. Но ворота не раскрывались, никто не входил в них и не выходил; ни один звук не долетал из-за стены.
Вернувшись вечером на палубу «Медузы», Зурита позвал Бальтазара и спросил:
– Ты знаешь, кто живет в крепости над заливом?
– Знаю, я спрашивал уже об этом индейцев, работающих на фермах. Там живет Сальватор.
– Кто же он, этот Сальватор?
– Бог, – ответил Бальтазар.
Зурита от изумления поднял свои черные густые брови.
– Ты шутишь, Бальтазар?
Индеец едва заметно улыбнулся.
– Я говорю то, о чем слышал. Многие индейцы называют Сальватора божеством, спасителем.
– От чего же он спасает их?
– От смерти. Они говорят, что он всесилен. Сальватор может творить чудеса. Он держит в своих пальцах жизнь и смерть. Хромым он делает новые ноги, живые ноги, слепым дает зоркие, как у орла, глаза и даже воскрешает мертвых.
– Проклятие! – проворчал Зурита, подбивая пальцами снизу вверх пушистые усы. – В заливе – «морской дьявол», над заливом – «бог». Не думаешь ли ты, Бальтазар, что «дьявол» и «бог» могут помогать друг другу?
– Я думаю, что нам следовало бы убраться отсюда как можно скорее, пока еще наши мозги не свернулись, как скисшее молоко, от всех этих чудес.
– Видел ли ты сам кого-нибудь из исцеленных Сальватором?
– Да, видел. Мне показывали человека со сломанной ногой. Побывав у Сальватора, этот человек бегает, как мустанг. Еще я видел воскрешенного Сальватором индейца. Вся деревня говорит, что этот индеец, когда его несли к Сальватору, был холодным трупом – череп расколот, мозги наружу. А от Сальватора он пришел живой и веселый. Женился после смерти. Хорошую девушку взял. И еще я видел детей индейцев…
– Значит, Сальватор принимает у себя посторонних?
– Только индейцев. И они идут к нему отовсюду: с Огненной Земли и Амазонки, из пустыни Атакамы и Асунсиона.
Получив эти сведения от Бальтазара, Зурита решил съездить в Буэнос-Айрес.
Там он узнал, что Сальватор лечит индейцев и пользуется среди них славой чудотворца. Обратившись к врачам, Зурита узнал, что Сальватор талантливый и даже гениальный хирург, но человек с большими чудачествами, как многие выдающиеся люди. Имя Сальватора было широко известно в научных кругах Старого и Нового Света. В Америке он прославился своими смелыми хирургическими операциями. Когда положение больных считалось безнадежным и врачи отказывались делать операцию, вызывали Сальватора. Он никогда не отказывался. Его смелость и находчивость были беспредельны. Во время империалистической войны он был на французском фронте, где занимался почти
Зурита удалось узнать еще одну подробность, касающуюся жизни Сальватора. Там, где сейчас находятся обширные владения Сальватора, до войны стоял небольшой дом с садом, также обнесенный каменной стеной. Все время, пока Сальватор находился на фронте, дом этот сторожили негр и несколько огромных собак. Ни одного человека не пропускали во двор эти неподкупные сторожа.
В последнее время Сальватор окружил себя еще большей таинственностью. Он не принимает у себя даже бывших товарищей по университету. Узнав все это, Зурита решил: «Если Сальватор врач, он не имеет права отказаться принять больного. Почему бы мне не заболеть? Я проникну к Сальватору под видом больного, а потом будет видно».
Зурита отправился к железным воротам, охранявшим владения Сальватора, и начал стучать. Стучал долго и упорно, но ему никто не открывал. Взбешенный Зурита взял большой камень и начал бить им в ворота, подняв шум, который мог бы разбудить мертвых.
Далеко за стеной залаяли собаки, и наконец волчок в двери приоткрылся.
– Что надо? – спросил кто-то на ломаном испанском языке.
– Больной, отоприте скорей, – ответил Зурита.
– Больные так не стучат, – спокойно возразил тот же голос, и в волчке показался чей-то глаз. – Доктор не принимает.
– Он не смеет отказать в помощи больному, – горячился Зурита.
Волчок закрылся, шаги удалились. Только собаки продолжали отчаянно лаять.
Зурита, истощив весь запас ругательств, вернулся на шхуну.
Жаловаться на Сальватора в Буэнос-Айрес? Но это ни к чему не приведет. Зурита трясло от гнева. Его пушистым черным усам угрожала серьезная опасность, так как в волнении он поминутно дергал их, и они опустились вниз, как стрелка барометра, показывающая низкое давление.
Понемногу он успокоился и начал обдумывать, что ему предпринять дальше.
По мере того как он думал, его коричневые от загара пальцы все чаще взбивали растрепанные усы кверху. Барометр поднимался.
Наконец он взошел на палубу и неожиданно для всех отдал приказ сниматься с якоря.
«Медуза» отправилась в Буэнос-Айрес.
– Хорошо, – сказал Бальтазар. – Сколько времени напрасно потрачено! Пусть черт поберет этого «дьявола» вместе с «богом»!
Больная внучка
Солнце палило немилосердно. По пыльной дороге вдоль тучных полей пшеницы, кукурузы и овса шел старый, изможденный индеец. Одежда его была изорвана. На руках он нес больного ребенка, прикрытого от лучей солнца стареньким одеяльцем. Глаза ребенка были полузакрыты. На шее виднелась огромная опухоль. Время от времени, когда старик оступался, ребенок хрипло стонал и приоткрывал веки. Старик останавливался, заботливо дул в лицо ребенка, чтобы освежить его.