Том 3. Драмы, Лермонтов Михаил Юрьевич

Том 3. Драмы

на обложку

Лермонтов Михаил Юрьевич

Шрифт:

Вера. Нет, нет.

Алекс<андр>. Если хочешь, то я уступлю тебя брату, стану издали, украдкой смотреть на ваши свежие ласки… и стану думать про себя: так точно и я был счастлив… очень недавно…

Вера. Да ты мучитель… палач… и я должна терпеть!..

Алекс<андр>. Я палач? – я, самый снисходительный из любовников?.. Я, готовый быть твоим безмолвным поверенным, – плати только мне по одной ласковой улыбке в день?.. Многие плотят дороже, Вера!

Вера. О, лучше убей меня. [141]

Алекс<андр>.

Дитя, разве я похож на убийцу!

Вера. Ты хуже!

Алекс<андр>. Да!.. Такова была моя участь со дня рождения… все читали на моем лице какие-то признаки дурных свойств, которых не было… но их предполагали – и они родились. Я был скромен, меня бранили за лукавство – я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло – никто меня не ласкал – все оскорбляли – я стал злопамятен. Я был угрюм – брат весел и открытен – я чувствовал себя выше его – меня ставили ниже – я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир – меня никто не любил – и я выучился ненавидеть… Моя бесцветная молодость протекла в борьбе с судьбой и светом. Лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубину сердца… они там и умерли; я стал честолюбив, служил долго… меня обходили; я пустился в большой свет, сделался искусен в науке жизни – а видел, как другие без искусства счастливы: в груди моей возникло отчаянье, – не то, которое лечат дулом пистолета, но то отчаянье, которому нет лекарства ни в здешней, ни в будущей жизни; наконец я сделал последнее усилие, – я решился узнать хоть раз, что значит быть любимым… и для этого избрал тебя!..

141

Диалог Александра с Верой от слов Веры: «О, лучше убей меня» – до слов Александра: «…в груди воей возникло оттаяние, – не то, которое лечат дулом пистолета…» – с небольшими изменениями перенесен в роман «Герой нашего времени» (ср. разговор Мери с Печориным от слов Мери: «…возьмите лучше нож и зарежьте меня…» – до слов Печорина: «…не то отчаянье, которое лечат дулом пистолета…» (наст. изд., т. IV).

Вера (смотря на него пристально).О боже!.. И ты надо мной не сжалился.

Александр. Бог меня послал к тебе как необходимое в жизни несчастие. Но для меня ты была ангелом-спасителем. Когда я увидал возможность обладать твоей любовью – то для меня не стало препятствий; всей силой неутомимой воли, всей силою отчаянья я уцепился за эту райскую мысль… Все средства были хороши, я, кажется, сделал бы самую неслыханную низость, чтоб достигнуть моей цели… но вспомни, вспомни, Вера, что я погибал… нет, я не обманул, не обольстил тебя… нет, было написано в книге судьбы, что я не совсем еще погибну!.. Да, ты меня любила, Вера! Никто на свете меня не разуверит – никто не вырвет у меня из души воспоминаний о моем единственном блаженстве! О, как оно было полно, восхитительно, необъятно… видишь, видишь слезы… не изобретено еще муки, которая бы вырвала такую каплю из глаз моих… а теперь плачу, как ребенок, плачу… когда вспомнил, что был один раз в жизни счастлив. (Упадает на колени и хватает ее руки.)О, позволь, позволь мне по крайней мере плакать.

Вера. Послушай, Александр, послушай… что же мне делать?.. Мне жаль, но я не люблю тебя, не могу, не могу больше любить, – я всегда ошибалась – мы не созданы друг для друга… что же мне делать!..

(Александр встает.)

Послушай, забудь, оставь меня… или нет, я уеду, далеко, далеко… не обращай на меня внимания, – я не ангел – я слабая, безумная женщина… я тебя не понимаю… я тебя боюсь!.. Презирай меня, если

тебе от этого будет легче, но оставь, не мучь…

Александр. Хорошо, хорошо, Вера… я тебя оставлю – ты меня не увидишь… но я, моя мысль, мой взор, мой слух будут вечно с тобой, – когда ты будешь весела и довольна, то я об себе не напомню, но в минуты печали я буду тебе являться – и ты утешишься, видя, что есть на свете человек, который несчастнее тебя!..

Вера. Но зачем же, зачем… попробуй полюбить другую – я знаю много женщин, которым ты нравишься… а меня оставь жить как судьбе угодно!.. Что может быть между нами общего – без любви… я тебя прощаю!.. Прощаю от всего сердца.

Алекс<андр>. Какое великодушие!..

Вера. Обещаюсь забыть все мучения, которым ты был причиной.

Алекс<андр>. И ты думаешь обмануть меня! И ты думаешь, что я не лучше тебя самой читаю в глубине души твоей? Меня обмануть? Да знаешь ли, что это почти невозможно… ты выбрала минуту слабости – ты думала, что слезы помешают мне видеть всю тонкость твоего намерения! Я знаю, что ты хочешь избавиться от моего надзора, как от любви моей, – чтоб на свободе отдать мое место другому, – эта мысль еще не развилась в уме твоем, ты говоришь по какому-то невольному побуждению… по я вижу эту мысль во всей ее ужасной наготе… и этого не будет… нет, что хоть раз мне принадлежало, то не должно радовать другого… а этот другой – мой брат Юрий. Слышишь ли, я и это знаю.

Вера (с гордостью).Такое подозрение слишком обидно… с сей минуты мы чужды друг другу… прощайте, я вас не знаю – позволяю вам мстить всеми возможными, даже низкими средствами.

Алекс<андр>. Как, неужели и ты, и ты не нашла в душе моей ничего благородного…

Вера. Не знаю.

Алекс<андр>. О!..

Вера. Оставьте, оставьте меня… еще одна минута, и я умру.

(Упадает на кресла.)

Алекс<андр>. Я иду… только он никогда не будет твоим – никогда… (Подойдя к двери, оборач<ивается>)слышишь ли, никогда.

Конец 2<-го>акта

Действие третие

Сцена первая

(Дмитрий Петрович входит. Александр его ведет под руку и сажает.)

Александр. Вы нынче что-то необыкновенно слабы, батюшка.

Дмит<рий> Петр<ович>. Старость, брат, старость – пора убираться… да, ты что-то мне хотел сказать.