Том 3. Дьяволиада
Шрифт:
А Кальсонер тем временем начал погружаться в сетчатую бездну. Первыми скрылись ноги, затем живот, борода, последними глазки и рот, выкрикнувший нежные теноровые слова:
— Поздно, товарищ, в пятницу.
«Голос тоже привязной»,— стукнуло в коротковском черепе. Секунды три мучительно горела голова, но потом, вспомнив, что никакое колдовство не должно останавливать его, что остановка — гибель, Коротков двинулся к лифту. В сетке показалась поднимающаяся на канате кровля. Томная красавица с блестящими камнями в волосах вышла
— У вас, товарищ, порок сердца? *
— Нет, ох, нет, товарищ,— выговорил ошеломленный Коротков и шагнул к сетке,— не задерживайте меня.
— Тогда, товарищ, идите к Ивану Финогеновичу,— сказала печально красавица, преграждая Короткову дорогу к лифту.
— Я не хочу! — плаксиво вскричал Коротков.— Товарищ! Я спешу. Что вы?
Но женщина осталась непреклонной и печальной.
— Ничего не могу сделать, вы сами знаете,— сказала она и придержала за руку Короткова. Лифт остановился, выплюнул человека с портфелем, закрылся сеткой и опять ушел вниз.
— Пустите меня! — визгнул Коротков и, вырвав руку, с проклятием кинулся вниз по лестнице. Пролетев шесть мраморных маршей и чуть не убив высокую перекрестившуюся старуху в наколке, он оказался внизу возле огромной новой стеклянной стены под надписью вверху серебром по синему: «Дежурные классные дамы» и внизу пером по бумаге: «Справочное». Темный ужас охватил Короткова. За стеной ясно мелькнул Кальсонер. Кальсонер иссиня бритый, прежний и страшный. Он прошел совсем близко от Короткова, отделенный от него лишь тоненьким слоем стекла. Стараясь ни о чем не думать, Коротков кинулся к блестящей медной ручке и потряс ее, но она не подалась.
Скрипнув зубами, он еще раз рванул сияющую медь и тут только в отчаянии разглядел крохотную надпись: «Кругом, через 6-й подъезд».
Кальсонер мелькнул и сгинул в черной нише за стеклом.
— Где шестой? Где шестой? — слабо крикнул он кому-то. Прохожие шарахнулись. Маленькая боковая дверь открылась, и из нее вышел люстриновый старичок в синих очках с огромным списком в руках. Глянув на Короткова поверх очков, он улыбнулся, пожевал губами.
— Что? Все ходите? — зашамкал он.— Ей-богу, напрасно. Вы уж послушайте меня, старичка, бросьте. Все равно я вас уже вычеркнул. Хи-хи.
— Откуда вычеркнули? — остолбенел Коротков.
— Хи. Известно откуда, из списков. Карандашиком — чирк, и готово — хи-кхи,— старичок сладострастно засмеялся.
— Поз… вольте… Откуда же вы меня знаете?
— Хи. Шутник вы, Василий Павлович.
— Я — Варфоломей,— сказал Коротков и потрогал рукой свой холодный и скользкий лоб,— Петрович.
Улыбка на минуту покинула лицо страшного старичка.
Он уставился в лист и сухим пальчиком с длинным когтем провел по строчкам.
— Что ж вы путаете меня? Вот он — Колобков В. П.
— Я — Коротков,— нетерпеливо крикнул Коротков.
—
— Что?..— не помня себя от радости, крикнул Коротков.— Кальсонера выкинули?
— Точно так-с. День всего успел поуправлять, и вышибли.
— Боже! — ликуя, воскликнул Коротков.— Я спасен! Я спасен! — и, не помня себя, он сжал костлявую когтистую руку старичка. Тот улыбнулся. На миг радость Короткова померкла. Что-то странное, зловещее мелькнуло в синих глазных дырках старика. Странна показалась и улыбка, обнажавшая сизые десны. Но тотчас же Коротков отогнал от себя неприятное чувство и засуетился.
— Стало быть, мне сейчас в Спимат нужно бежать?
— Обязательно,— подтвердил старичок,— тут и сказано — в Спимат. Только позвольте вашу книжечку, я пометочку в ней сделаю карандашиком.
Коротков тотчас полез в карман, побледнел, полез в другой, еще пуще побледнел, хлопнул себя по карманам брюк и с заглушенным воплем бросился обратно по лестнице, глядя себе под ноги. Сталкиваясь с людьми, отчаянный Коротков взлетел до самого верха, хотел увидеть красавицу с камнями, у нее что-то спросить, и увидал, что красавица превратилась в уродливого, сопливого мальчишку.
— Голубчик! — бросился к нему Коротков.— Бумажник мой, желтый…
— Неправда это,— злобно ответил мальчишка,— не брал я, врут они.
— Да нет, милый, я не то… не ты… документы.
Мальчишка посмотрел исподлобья и вдруг заревел басом.
— Ах, Боже мой! — в отчаянии вскричал Коротков и понесся вниз к старичку.
Но, когда он прибежал, старичка уже не было. Он исчез. Коротков кинулся к маленькой двери, рванул ручку. Она оказалась запертой. В полутьме пахло чуть-чуть серой.
Мысли закрутились в голове Короткова метелью, и выпрыгнула одна новая: «Трамвай!» Он ясно вдруг вспомнил, как жали его на площадке двое молодых людей, один из них худенький с черными, словно приклеенными, усиками.
— Ах, беда-то, вот уж беда,— бормотал Коротков,— это уж всем бедам беда.
Он выбежал на улицу, пробежал ее до конца, свернул в переулок и очутился у подъезда небольшого здания неприятной архитектуры. Серый человек, косой и мрачный, глядя не на Короткова, а куда-то в сторону, спросил:
— Куда ты лезешь?
— Я, товарищ, Коротков, Вэ Пэ, у которого только что украли документы… Все до единого… Меня забрать могут…
— И очень просто,— подтвердил человек на крыльце.
— Так вот позвольте…
— Пущай Коротков самолично и придет.
— Так я же, товарищ, Коротков.
— Удостоверение дай.
— Украли его у меня только что,— застонал Коротков,— украли, товарищ, молодой человек с усиками.
— С усиками? Это, стало быть, Колобков. Беспременно он. Он в нашем районе специально работает. Ты его теперь по чайным ищи.