Том 3. Художественная проза. Статьи
Шрифт:
Глава 39. Последнее свидание
Несколько дней шел Серебряный с своим отрядом. На одном ночлеге, откуда был поворот к девичьему монастырю, он оставил людей своих и поехал один навстречу Михеичу, обещавшему привезти ему ответ от боярыни.
Всю ночь он ехал безостановочно. На заре, приближаясь к одному перекрестку, увидел он догорающий костер и сидящего близ него Михеича. Обе его лошади паслись неподалеку, оседланные.
Услышав конский топ, Михеич вскочил на ноги.
— Батюшка, князь Никита Романыч! —
— Что случилось? — спросил Серебряный, и сердце его замерло.
— Все кончено, батюшка! Не судил нам господь счастия!
Серебряный спрянул на землю.
— Говори! — сказал он, — что случилось с боярыней?
Старик молчал.
— Что случилось с Еленой Дмитриевной? — повторил в испуге Серебряный.
— Нет боле Елены Дмитриевны, батюшка! — сказал мрачно Михеич. — Есть только сестра Евдокия!
Серебряный зашатался и прислонился к дереву. Михеич смотрел на него горестно.
— Что ж делать, Никита Романыч! Видно, на то была божья воля. Не в счастливый мы, видно, век родились!
— Рассказывай все! — сказал Серебряный, оправившись. — Не жалей меня. Когда постриглась боярыня?
— Когда узнала о казни Дружины Андреича, батюшка; когда получили в монастыре синодик от царя, с именами всех казненных и с указом молиться за их упокой; накануне того самого дня, как я к ней приехал.
— Видел ты ее?
— Видел, батюшка.
Серебряный хотел что-то сказать и не мог.
— На самый краткий миг видел, — прибавил Михеич, — не хотела она меня допустить сперва.
— Что она велела сказать мне? — проговорил с трудом Серебряный.
— Чтобы ты за нее молился, батюшка.
— И боле ничего?
— Ничего, батюшка.
— Михеич, — произнес князь после краткого молчания, — проводи меня в монастырь; я хочу проститься с ней…
Старик покачал головой.
— Зачем тебе к ней, батюшка? Не смущай ее боле; она теперь все равно, что святая. Вернемся лучше к отряду и пойдем прямо к Жиздре!
— Не могу! — сказал Серебряный.
Михеич опять покачал головою и подвел к нему одного из своих коней.
— Садись же на этого, — сказал он, вздыхая, — твой больно заморился!
Они молча поехали к монастырю.
Дорога шла все время лесом. Вскоре послышалось журчанье воды, и ручей, пробиравшийся меж камышами, сверкнул сквозь густую зелень.
— Узнаешь ты это место, князь? — спросил грустно Михеич.
Серебряный поднял голову и увидел свежее пожарище. Кой-где земля была недавно изрыта, а остатки строения и сломанное водяное колесо показывали, что тут была мельница.
— Это когда они колдуна схватили, — заметил Михеич, — то и жилье его разорили; думали тут клад найти, тетка их подкурятина!
Серебряный бросил рассеянный взгляд на пожарище, и они молча поехали далее.
Через несколько часов лес начал редеть. Меж деревьями забелела каменная ограда, и на расчищенной поляне показался монастырь. Он не стоял, подобно
Всадники сошли с коней и постучались в калитку.
Прошло несколько минут; послышалось бряцание ключей.
— Слава господу Иисусу Христу! — сказал тихо Михеич.
— Во веки веков, аминь! — отвечала сестра-вратница, отворяя калитку.
— Кого вам надобно, государи?
— Сестру Евдокию, — произнес вполголоса Михеич, боясь этим названием растравить душевную рану своего господина. — Ты меня знаешь, матушка; я недавно был здесь.
— Нет, государь, не знаю; я только сегодня ко вратам приставлена, а до меня была сестра Агния…
И монахиня посмотрела опасливо на приезжих.
— Нужды нет, матушка, — продолжал Михеич, — пусти нас. Доложи игуменье, что князь Никита Романыч Серебряный приехал.
Вратница окинула боязливым взглядом Серебряного, отступила назад и захлопнула за собою калитку.
Слышно было, как она поспешно удалялась, приговаривая: «Господи Иисусе Христе, помилуй нас!»
«Что бы это значило? — подумал стрмянный, — зачем она боится моего боярина?»
Он посмотрел на князя и понял, что его пыльные доспехи, одежда, изорванная колючим кустарником, и встревоженное выражение лица испугали вратницу. В самом деле черты Никиты Романовича так изменились, что сам Михеич не узнал бы его, если бы не приехал с ним вместе.
Через несколько времени послышались опять шаги вратницы.
— Не взыщите, государи, — сказал она неверным языком сквозь калитку, — теперь игуменье нельзя принять вас; приходите лучше завтра, после заутрени!
— Я не могу ждать! — вскричал Серебряный, и, ударив ногою в калитку, он вышиб запоры и вошел в ограду.
Перед ним стояла игуменья, почти столь же бледная, как и он сам.
— Во имя Христа-спасителя, — сказала она дрожащим голосом, — остановитесь! Я знаю, зачем ты пришел… но господь карает душегубство, и безвинная кровь падет на главу твою!
— Честная мать! — отвечал Серебряный, не понимая ее испуга, но слишком встревоженный, чтобы удивляться, — честная мать, пусти меня к сестре Евдокии! Дай на один миг увидеть ее! Дай мне только проститься с ней!
— Проститься? — повторила игуменья, — ты в самом деле хочешь только проститься?
— Дай мне с ней проститься, честная мать, и я все мое имущество на твой монастырь отдам!
Игуменья взглянула на него недоверчиво.
— Ты вломился насильно, — сказала она, — ты называешься князем, а бог весть кто ты таков, бог весть зачем приехал… Знаю, что теперь ездят опричники по святым монастырям и предают смерти жен и дочерей тех праведников, которых недавно на Москве казнили!.. Сестра Евдокия была женою казненного боярина…