Том 3. Публицистические произведения
Шрифт:
…столько злоупотреблений, насилий, гнусностей, копившихся веками для подкрепления вещественной власти… — Соблазны, возникавшие в ходе борьбы католического духовенства за мирскую власть, приводили не только к крестовым походам или кострам инквизиции, но и к продаже церковных должностей и духовного сана, торговле отпущениями грехов и т. п. Все это накапливало подразумеваемые «гнусности», которые с особой силой выливались наружу в эпоху Возрождения и выражались в неистовых оргиях в храмах и монастырях (см. об этом: Обратная сторона титанизма // Лосев А. Ф. Эстетика Возрождения. М., 1982. С. 120–138). Ярким примером развращенности нравов среди высшего духовенства того времени может служить папа Александр VI Борджиа, при котором ни один кардинал не назначался без большого денежного взноса и который не только имел четырех незаконных детей, но и сожительствовал со своей дочерью Лукрецией, бывшей также любовницей его брата Цезаря. В своей статье Тютчев как бы спорит и с А. де Кюстином, «забывшим» подобные «гнусности» и утверждавшим прямо противоположное: «Римская церковь в одинокой своей борьбе спасла чистоту веры, отстаивая по всей земле, с возвышенным благородством, с героическим терпением и несгибаемою убежденностью, независимость духовенства против посягательства всех и всяческих мирских властей. Где найти церковь, которая не дала бы тем или иным земным правителям принизить себя до положения духовной полиции?
…предоставленное самому себе человеческое я по своей сущности является антихристианским. — В представлении Тютчева забывший Бога и лишенный своих мистических корней человек утрачивает высшую нравственную норму бытия, подлинную свободу, теряет способность различения добра и зла, становится «бешеным» («между Христом и бешенством нет середины») и обречен на тупиковое развитие. Мысль о судорогах существования и иудиной участи отрекшегося от Бога и полагающегося на собственные силы, не преображенного благодатью «человеческого я» неоднократно подчеркивалась поэтом в его письмах.
Первая французская революция ‹…› положила почин возведению антихристианской идеи на престол правительственного управления… — См. коммент. к ст. «Россия и Революция». С. 323–324*.
Речь идет, несомненно, о догмате верховной власти народа. — В свете высшей божественной легитимности дехристианизированные республиканские принципы представлялись Тютчеву фиктивными, скрывающими разрушительное и количественно увеличенное «самовластие человеческого я». На этот пункт публикации (в целом высоко оценивая ее) отреагировал А. С. Хомяков в письме А. Н. Попову: «За одно попеняйте ему, за нападение на souverainet'e du peuple (верховная власть народа — фр.). В нем действительно souverainet'e supr^eme (верховная власть — фр.). Иначе что же 1612 год? И что делать Мадегасам, если волею Божиею холера унесла семью короля Раваны? Я имею право это говорить, потому именно, что я анти-республиканец, анти-конституционалист и проч. Само повиновение народа есть un acte de souverainet'e (акт верховной власти — фр.)! А все-таки статья Ф. И. Т. есть не только лучшее, но единственное дельное, сказанное об европейском деле, где бы то ни было. Скажите ему благодарность весьма многих» (Хомяков 1900. Т. 8. С. 200–201). В понимании А. С. Хомякова противоречия между верховной властью народа и самодержавием снимаются: народ принадлежащую ему верховную власть добровольно передает сменяющимся государям и вновь вступает в свои права только тогда, когда прекращается династическое престолонаследие (например, избрание династии Романовых после династии Рюриковичей).
…«Кто не со Мною, тот против Меня». — Слова Иисуса Христа, обращенные к фарисеям (Мф. 12, 30).
…будто лишенная всякого сверхъестественного освящения нравственность достаточна для исполнения судеб человеческого общества. — Здесь Тютчев также выражает общую для христианского сознания мысль о том, что без органической связи человека с Богом историческое движение деградирует в результате господства материально-эгоистических начал над духовно-нравственными. Именно в таком господстве, например, видел П. Я. Чаадаев принципиальную причину непрочности и недолговечности старых языческих цивилизаций, изнутри своей внешней мощи и кажущегося процветания никак не подозревавших о подспудном гниении и грядущем распаде. По логике философа только при прямом и постоянном воздействии «христианской истины» создается естественное первенство духовного над материальным и соответственно происходит «воспитание человеческого рода», делается возможным истинное приращение общественного благоустроения. В том же ключе высказывается и Ф. М. Достоевский: «При начале всякого народа, всякой национальности идея нравственная всегда предшествовала зарождению национальности, ибо она же и создавала ее. Исходила же эта нравственная идея всегда из идей мистических, из убеждений, что человек вечен, что он не простое земное животное, а связан с другими мирами и с вечностью ‹…› А стало быть, “самосовершенствование в духе религиозном” в жизни народов есть основание всему, ибо самосовершенствование и есть исповедание полученной религии, а “гражданские идеалы” сами, без этого стремления к самосовершенствованию, никогда не приходят, да и зародиться не могут ‹…› Когда же утрачивается в национальности потребность общего единичного самосовершенствования в том духе, который зародил ее, тогда постепенно исчезают все “гражданские учреждения”, ибо нечего более охранять» (Достоевский. Т. 26. С. 165–166).
…подобного зрелища, которое представляла несчастная Италия в последнее время… — Речь идет о борьбе за национальную независимость, демократические преобразования и государственное объединение Италии в 1848–1849 гг. Тютчев рассматривал эту борьбу как составную часть общемирового процесса, в ходе которого созидательные принципы христианского единства растворяются в революционных началах «самовластия человеческого я» и его разнообразных воплощениях.
В условиях разрушения созданных умеренными либералами мифов о Пии IX и Карле Альберте как духовном и военном вождях Италии политическую инициативу осенью 1848 г. перехватили радикальные демократы. Выдвинутая ранее Д. Мадзини идея созыва общеитальянского Учредительного собрания нашла широкий отклик в стране. Складывавшаяся обстановка вынудила герцога Тосканы Леопольда объявить главой правительства республиканца Д. Монтанелли и скрываться в неаполитанской крепости Гаэте. Туда же был вынужден бежать из республиканизирующегося Рима, назначив более либеральное правительство, и Пий IX. Подъем республиканского движения заставил короля Пьемонта прервать перемирие и в марте 1849 г. возобновить безуспешную войну с Австрией. Потерпев поражение и спасая династию, Карл Альберт отрекся от престола, передал правление сыну Виктору Эммануилу II и покинул Италию. Месяцем раньше Пий IX обратился из Гаэты к правительствам Австрии, Испании и Франции с просьбой восстановить светскую власть папы в Римской области. Римская республика оказалась в кольце неаполитанских, австрийских и французских войск и, несмотря на ожесточенное сопротивление, пала 3 июля 1849 г. 22 августа прекратил борьбу и последний очаг революции — осажденная Венеция. Таковы события «последнего времени», представавшиеся взору Тютчева во время написания его статьи.
…целый народ оказался одержим такого рода припадком. — Борьба 1848–1849 гг. за национальную
…лозунгом всеобщего и напряженного безумия оказалось имя Папы!.. — Оппозиционное движение в Италии усилилось при вступлении на папский престол в 1846 г. Пия IX, который учредил консультативный совет с участием светских лиц, ослабил цензуру и разрешил сформировать национальную гвардию, а также стремился оседлать революционный дух времени, заявлял о себе как о противнике обскурантизма и стороннике прогрессивных преобразований, обещал поддерживать научные конгрессы и обеспечивать свободу промышленному развитию. Дарованная им амнистия политическим заключенным встретила повсеместный восторг. Общественное мнение воспринимало его как «друга цивилизации», долгожданного папу-реформатора, основателя новой Италии, посредника между католичеством и демократией. «Крик искреннего восторга, — писал А. И. Герцен, — раздался не только в Церковной области, но во всей Италии; все, уповавшее лучшей будущности, окружило Пия IX; они сделали из доброго, благонамеренного человека — великого понтифа, освободителя Италии, величайшего венценосца в Европе» (там же. С. 105). Тысячные толпы народа следовали за Пием IX в праздничные дни, мужчины и женщины носили шарфы и ленты его цветов, в честь папы сочинялись гимны, а композитор Дж. Россини написал посвященную ему кантату. Еще осенью 1838 г., говоря о послании архиепископа Туринского, где затрагивались разногласия между правительством Пруссии и папским престолом, Тютчев писал в депеше К. В. Нессельроде: «К несчастью, постоянно выступая против духа времени, католическое духовенство не замечает, что оно само поражено им гораздо более серьезно и более глубоко, нежели оно полагает, и то, что оно принимает за проявление религиозного рвения, — по большей части есть не что иное, как проявление того же самого духа мятежа против власти и той же самой ненависти ко всякому ограничению, в коих заключается главная болезнь нашего времени» (цит. по: Летопись 1999. С. 195).
…выказывали стремление поклоняться Папе и одновременно старались отделить его от Папства. — В результате Пий IX оказался как бы зажатым между сторонниками конституционного правительства и войны с Австрией, с одной стороны, и последовательными папистами, иезуитами — с другой. Отсюда его стремление «проводить реформы, никого не обижая» и противоречивость поведения. Например, он обещал законодательные и муниципальные реформы в духе последних веяний и одновременно обрушивался на «новейший прогресс», предавая проклятию учения, подрывающие светскую власть папы. Уже в первые революционные месяцы Пий IX был вынужден обращаться «к народам Италии» с призывами сохранять верность своим государям, не ввергать страну во внутренние распри и смуты, не участвовать в войне против австрийцев и не создавать единой Итальянской республики во главе с папой. Двойственность его положения улавливал А. И. Герцен: «Конституция Пия хуже неаполитанской, уродливая смесь католической теократии с английским представительством. Папа и святой коллегиум могут отвергать всякое предложение двух камер, инквизиция и доминикальные суды остались; дозволялось печатать все светское без цензуры, но решение вопроса — что светское, что духовное представлялось цензуре; разделение очень трудное там, где министры — кардиналы, где папа — царь, где финансовые меры — чуть не догматы и полицейские распоряжения — оканчиваются эпитимиею. Самое лучшее в конституции было то, что она доказала миру возможность конституционного папы; впрочем, она доказала это в то время, как мир с своей стороны стал догадываться, что никакого папы не нужно» (Герцен. Т. 5. С. 124).
…развязалось наиболее ожесточенное гонение на иезуитов. — Гонения на иезуитов усилились к 1848 г., когда сопротивление нараставшим секулярным тенденциям в Италии заставило клерикальную оппозицию заключить негласный австро-иезуитский союз. Один из теоретиков реформированного папизма философ В. Джоберти называл в пятитомном сочинении «Современный иезуит» общество иезуитов «великим врагом Италии». Иезуиты выпроваживались из Генуи, Турина, Неаполя и других городов. Когда известие о мартовской революции 1848 г. в Вене достигло Рима, первое требование возбужденной толпы заключалось в их изгнании. Несмотря на защиту Пия IX, правительство было вынуждено закрыть иезуитскую коллегию.
Орден иезуитов… — Католический монашеский орден «Общество Иисуса» был основан в 1534 г. испанским дворянином Игнатием Лойолой. В уставе ордена к трем обычным монашеским обетам (целомудрия, бедности и послушания) добавлялся четвертый — «безропотно и слепо повиноваться папе и его преемникам во всем…». Главная его задача заключалась в борьбе с Реформацией, в защите, укреплении и расширении папской власти, в стремлении распространить католичество во всем мире, «стать всем для всех». Папы даровали ордену исключительные привилегии, согласно которым его члены получали неограниченные права в сфере исповеди и проповеди, могли изменять устав в соответствии с духом времени и местными обстоятельствами, имели возможность заниматься торговлей и банковскими операциями, освобождались от денежных повинностей и т. п. Обособленное положение иезуитов позволяло им утверждать, что они не входят в состав ни белого, ни черного духовенства, а подчиняются лишь постановлениям своей корпорации. Методическая регламентация всех аспектов жизни в «дружине Иисуса» сочеталась со строгими иерархическими отношениями и железной дисциплиной. Миссионерская деятельность иезуитов в Азии, Африке и Америке приобрела огромные масштабы и демонстрировала подмену ее целей, перестановку «духовного» и «материального». Так, в Мексике орден владел лучшими сахарорафинадными заводами и доходными серебряными рудниками. В Парагвае ему удалось создать целое государство из поселений по нескольку тысяч человек. Отцы ордена своими богатыми коллекциями, собранными в дальних странах, знакомством с языками и обычаями экзотических народов способствовали обогащению науки, распространению в Европе азиатских изобретений. Говоря в целом, иезуиты наиболее полно и отчетливо выразили подчеркнутый Тютчевым принцип смешения религии и политики в католичестве, использования первой для второй с целью увеличения силы и мощи в делах мира сего. Этот принцип признает и историк ордена Кретино-Жоли, пишущий, что иезуиты пытались осуществить сделку между бесконечным совершенством и порочною природой человека. Такая составлявшая «проблему», «загадку» ордена сделка укрепляла двусмысленности, компромиссы и прочие «естественности» жизни, которые и подвергали Церковь «болезням и похотям плоти», «конфисковывали» ее ради текущей выгоды. Это-то и вызывало сопротивление упомянутых Тютчевым искренних христиан, стремившихся к «чистоте», а не «смешению», «идеалам», а не «естественностям», «абсолютам», а не «относительностям».