Отче! полмира объемлешь ты тенью,Звезды ведешь и луну в небесах,Даруй покой моему утомленью,Дай успокоиться в сладостных снах.Се — отрекаюсь от помыслов злобных,Се — осуждаю все, в чем погрешил.Дай мне во снах, тихой смерти подобных,Ведать покой безмятежный могил.Злое видение ложа да минет,Да не предстанет мне облик в крови.В час же, когда светы первые кинетСолнце Твое, — Ты меня оживи!
1916
«В круженьи жизни многошумной…»
В круженьи жизни многошумной,В водовороте наших дел,Я — ваш! и этот мир безумный —Мной
вольно избранный удел.Люблю призывы телефонов,Истлевшей проволоки блеск,И над рекой гудков и звоновПропеллера внезапный треск;Люблю я ослепленье сценыИ ресторанный пьяный свет,Все эти вспышки, эти сменыПобедно наступивших лет…Люблю… Но что же сердце ранит,Когда я вижу чаши роз,Когда мечту, как сон, туманитНад речкой свежий сенокос?Зачем душа томленьем сжатаЗдесь на отлогом берегу,Когда вдали сереет хатаИ стадо бродит на лугу?Зачем так сладко в темной роще,Где ландыш мраморный расцвел,Где мыслям легче, думам проще,Едва под сень ее вошел?Кляните! прошлое мне мило,Природа родины — близка…Пусть скоро скажут: «Это было!» —Люблю отшедшие века!Гряди, что будет! ВодопадомБылую жизнь нещадно смой!С неведомым пойду я рядом,Но прошлый мир — он мой! он мой!
1916
«Рдяность померкла за очерком гор…»
Рдяность померкла за очерком гор,Красок развеялся пестрый укор,Все безразлично — восторг и позор…В мире встречает уверенный взорТолько провалы да звездный узор,Рано взлюбил я, люблю до сих порСтрой беспредельных, незримых опор,Держащих строго безмерный собор;Мир беспросветен — как сумрачный бор,Звезды-миры смотрят с неба в упор.Чу! запевает невидимый хор,Дарохранитель десную простер…Mori [19] . To Роком решается спор…Горе, что утра багряный костерБросит румянец на черный простор!
19
Умереть ( лат)
1916
«Закат ударил в окна красные…»
Закат ударил в окна красныеИ, как по клавишам стуча,Запел свои напевы страстные;А ветер с буйством скрипачаУже мелодии ненастныеГотовил, ветвями стуча.Симфония тоски и золота,Огней и звуков слитый хор,Казалась в миг иной расколота:И такт, с певцом вступая в спор,Выстукивал ударом молотаНезримый мощный дирижер.То вал стучал в углы прибрежные,Ломая скалы, дик и пьян;И всё: заката звуки нежные,Сверканье ветра, и фонтан,Лепечущий рассказы снежные,Крыл гулким стуком Океан!
<Декабрь> 1916
Баллада
Горит свод неба, ярко-синий;Штиль по морю провел черты;Как тушь, чернеют кроны пиний;Дыша в лицо, цветут цветы;Вас кроют плющ и сеть глициний,Но луч проходит в тень светло.Жгла вас любовь, желанье жгло…Ты пал ли ниц, жрец, пред святыней?Вы, вновь вдвоем, глухой пустынейШли — в глуби черной пустоты;Месила мгла узоры линий;Рвал ветер шаткие кусты.Пусть горек шепот. Ты с гордынейНа глас ответил: «Все прошло!..»Потом, один, подъяв чело,Упал ты ниц, жрец, пред святыней?Б саду блестит на ветках иней,Льды дремлют в грезах чистоты.Ряд фолиантов; Кант и Плиний;Узоры цифр; бумаг листы…Пусть день за днем — ряд строгих скиний,Мысль ширит мощное крыло…Познав, что есть, что быть могло,Ты ниц упал, жрец, пред святыней?Восторгов миг и миг уныний! —Вас вяжут в круг одной мечты!Всё — прах. Одно лишь важно: тыУпал ли ниц, жрец, пред святыней?
1916
Вечерние пеоны
По широкому простору предвечерней синевыЗасияли, заблистали начертания созвездий,И росинки задрожали по извилинам травыПод зелеными огнями на задвинутом разъезде.Ты мелькнула, проскользнула, подошла и замерла…И я видел, в полусвете, ослепительном и белом,Как тревожно, осторожно ты поникла и леглаНа протянутые рельсы странно вытянутым телом.Все
дышало, опьянялось наступлением весныПод магическим мерцаньем углубленного простора,Но роптанье нарушало неподвижность тишины,И зловеще возвышались разветвленья семафора.И вонзался, и впивался неисчисленностью жал,Доходя из отдаленья, ровно-вымеренный грохот,Словно где-то, в океане, океан зарокотал,Словно демоны сдавили свой невыдержанный хохот.И два глаза, вырастая, словно молнии, прожгли,И два глаза словно душу перерезали с разбега…А Медведица сияла, непорочная, вдали,И травинок трепетала опьянительная нега.
Римляне в Китае
(166 г. Н.А.)
Все улицы полны народом,Бегут и торговцы и воины…Лишь там, где дворец, перед входомПрибои толпы успокоены.В столице Срединного ЦарстваПрибывших из-за моря чествуют.Со свитой послы государстваДалекого медленно шествуют.Вдоль лестниц до самой вершиныСверкают стоцветные фонарики;Стоят наверху мандарины,Качая почетные шарики;По стенам — дракон над драконом,Причудливо свитые в кольчики;Смеются серебряным звономИз всех уголков колокольчики;Там — золото, перлы, алмазы;Там — лики, страшнее, чем фурии;И высятся странные вазы,Роскошней, чем вазы Этрурии.Послы, величавы и строги,Приблизились к трону заветному;Их длинные белые тогиБлистают меж блеска стоцветного…
<1916>
«В том сером доме, в этом переулке…»
В том сером доме, в этом переулке,Когда мне было двенадцать лет,Мы играли, по воскресеньям, в жмурки:Две девочки, я и хмурый кадет.Нам было по-детски весело;Когда же сумрак разливал свою муть,Мы в старые кресла, —Отдохнуть, —Садились по двое:Я и Манечка,Он и Танечка, —Создание кроткое…И мы в темноте целовались…Какой анализСумеет решить:Можно ли в двенадцать лет — любить?В тихом светеБелеет окно.И, быть может, другие детиТам играют, как мы — давно!И поцелуи,Как струиТысячелетий,Плывут,Обращаясь во всплескиМинут…До последних им плыть мгновенийЗемли…За окном, к занавеске,Вот две тениПодошли.
15 февраля 1917
«Еще недолгий срок тебе рыдать, река…»
Еще недолгий срок тебе рыдать, река,В оковах ледяных безжизненной зимы!Вот-вот уже весна спешит издалека —И твой умолкнет плач, ты выйдешь из тюрьмы!Освобожденная от роковых оков,Ты смело зазвенишь в зеленых берегах,Тогда на песнь твою, на твой свободный зов,Свободно отзвуки откликнутся в лесах.И майская лазурь, без тучки, вся в огне,С улыбкой, над тобой заблещет с высоты,А солнце по твоей сверкающей волнеРазбросит дивные волшебные цветы.Прохладный, утренний, весенний ветерокТвою безгрешную взволнует нежно грудь,И, скромно, лилия, невинности цветок,Наклонится к тебе, чтоб в лоно вод взглянуть!Еще недолгий срок тебе рыдать, река,В оковах ледяных безжизненной зимы!Вот-вот уже весна спешит издалека —И вновь свободна ты, и нет твоей тюрьмы!
1917
После неудачи
Надежды рухнули, как строй картонных домиков;Желанья стелются, как с тусклых углей дым…Мечты любимые, сонм трагиков и комиков,Поспешно, в уголке, с лица стирают грим.Душа затемнена, — пустой партер без зрителей!Огни погашены, накинуты чехлы…Статисты скромные, недавние воители,Торопятся к дверям, мелькнув на миг из мглы.Что ж дальше? Новые разыскивать трагедии,Для новых mises-en-scene расчерчивать тетрадь?Иль, выбрав наскоро в оставленном наследииВсе ценное, с узлом, как вору, убежать?Был ясен приговор, и режиссер освистанныйНе должен ли сойти со сцены навсегда?Над тем, что красотой, божественной и истинной,Считал он, прозвучал холодный смех суда.Да, надо уходить… Но дым желаний стелется,По углям тлеющим взбегает огонек,И кто-то, кажется, вот-вот сейчас осмелитсяДать знак, — и прозвучит сзывающий звонок!