Том 3. Стихотворения 1918-1924

Брюсов Валерий Яковлевич

30 сентября 1921

Все люди

Все люди, люди и люди, Всех осанок, величин и мастей, Розетка мировых иллюзий, За работой, на пир и в постель. Все люди, теперь и прежде, И в грядущем, взглянув за забор, Повтор все тех же арпеджий, Аккордов старых набор! Ахилл ли, Терсит ли, Елена ль, Поэт, чиновник, король, — Весь сверток земной вселенной — Под печатью одна бандероль! А, быть может, на синих планетах — Чудовища, владыки стихий, О чем не молчали в сонеты, Чего не блистало в стихи! А, быть может, в огне иль в незримом, Демоны, дьяволы — вы, Кто пылаете мимо, мимо, Презирая кивком головы!

8 июня 1921

Приветствия

А.В.

Луначарскому

В дни победы, где в вихре жестоком Все былое могло потонуть, Усмотрел ты провидящим оком Над развалом зиждительный путь. Пусть пьянил победителей смелых Разрушений божественный хмель, Ты провидел, в далеких пределах, За смятеньем, конечную цель. Стоя первым в ряду озаренном Молодых созидателей, ты Указал им в былом, осужденном, Дорогие навеки черты. В ослеплении поднятый молот Ты любовной рукой удержал, И кумир Бельведерский, расколот, Не повергнут на свой пьедестал. Ты широко вскрываешь ворота Всем, в ком трепет надежд не погиб, — Чтоб они для великой работы С сонмом радостным слиться могли б, Чтоб под черными громами, в самой Буре мира — века охранить, И вселенского ясного храма Адамантовый цоколь сложить.

1920

К.Д. Бальмонту («Ты нашел свой путь к лазури…»)

Чахлые сосны дорогу к лазури найдут.

К. Бальмонт

Ты нашел свой путь к лазури, Небом радостно вздохнул, — Ведал громы, видел бури, В вихрях взвеянных тонул; Славой солнца опьянялся, Лунной магией дышал, Всех пленял и всем пленялся, С мировой мечтой дрожал; И дождем с высот небесных, Алым облаком горев, В строфах жгучих и чудесных Ты спадал на новый сев! Влагу огненную жадно Пили тысячи семян, Чтоб весной в парче нарядной Ликовала даль полян. Пусть погасло пламя в небе, — Под землей огонь твой жив: Светел Рок, завиден Жребий Тех, кто умер, жизнь разлив! Беглый блеск прощальных вспышек Тайно манит, как магнит: То — твоих лучей излишек В глубине зарниц горит!

22–23 февраля 1919

Памяти одной

Помню, помню: вечер нежный; За окном простор безмолвный; Белой яблони цветы; Взор твой, милый, неизбежный, Миги катятся, как волны, В целом мире— я и ты. Помню, помню! это было, — Словно в пропасти глубокой, Да, пятнадцать лет назад! Время птицей легкокрылой Унесло меня далеко— В новый рай и в новый ад. Розы, лавры, олеандры, Лица с черными глазами, Плеск побед, падений стыд… Как в видении Кассандры, Тень Стигийская меж нами, Окровавлена, стоит. Нет к прошедшему возврата, Все в пространстве по орбитам Мы должны вперед скользить. Стать чужими — вот расплата За блаженство: в теле слитом Сердце с сердцем съединить!

28 мая. 1930

Памяти другой

Ты здесь, на ложе ласк неверных, Обманывающих приближений, В правдиво-лицемерный миг, Во мгле, как в пропастях безмерных, Астральной властью отражений, Твой облик надо мной возник. И ты, от близостей отъята, Уже не здесь впиваешь светы, Где я еще влачусь за тьмой, Но помнишь, странные когда-то, Нас обручившие обеты И горько слышишь ропот мой. Твое обиженное тело Землей и травами прикрыто, Но здесь, со мной, твоя любовь; Смотри ж из темного предела На все, что в смерти не забыто, Что, жив, я изживаю вновь. В блаженной неге униженья Я оцет пью из груди милой, Отвесть клинок стыда без сил, — Прими мой бред — как искупленье: Им ныне над твоей могилой Венок из строф я возложил.

1920

Мадригал

Имя твое — из золота, Маленький, сверкающий слиток, Под ударом кирки и молота В ледяном Клондайке открытый. Имя

твое под любовными Ласками солнца светится, Но лучи его робки, словно им Опасно соперничество месяца. Но я знаю, верю, и ночью оно, Под лунным поцелуем бесплодным, Необледнено, неопорочено, — Пламя во тьме холодной. Пусть ветер взлетает с полюса, Пусть пустыня снежная стелется, Иль иглами жгучими колется, Смеясь над прохожим, метелица, — В стране молчанья и холопа, Над белым, над мертвым простором, Имя твое из золота, Милое имя— Дора!

16 февраля 1921

К Адалис

Твой детски женственный анализ Любви, «пронзившей метко» грудь, Мечте стиха дает, Адалис, Забытым ветром вновь вздохнуть. День обмирал, сжигая сосны; Кричали чайки вдоль воды; Над лодкой реял сумрак росный; Двоих, нас метил свет звезды. Она сгибалась; вечер бросил Ей детскость на наклоны плеч; Следил я дрожь их, волю весел Не смея в мертвой влаге влечь. Я знал, чей образ ночью этой Ей бросил «розу на кровать»… Той тенью, летним днем прогретой, Как давним сном, дышу опять — В твоих глазах, неверно-серых, В изгибе вскрытых узких губ, В твоих стихах, в твоих размерах, Чей ритм, — с уступа на уступ.

21 июля 1920

К А—

Шаги судьбы по камням мира, свисты Стрел Эроса, соль моря — любишь ты. Я — этой ночью звезд расцвет лучистый, Тишь этих узких улиц, этот мглистый Бред темноты. Ты в каждом знаке — ищешь символ сути, Ведешь мечту сквозь тени к вечным снам.— Мне все сказалось, в играх лунной ртути; За смысл миров, — того, что есть в минуте, Я не отдам. В отвесах стен ты знаешь облик Рима, В полетах ветра дум нездешних струй.— Я жадно в стих ловлю лишь то, что зримо: Миг, сладкий миг, как сон бегущий мимо, — Твой поцелуй.

1920

Посвящение («Ты, предстоящая, с кем выбор мой…»)

Ты, предстоящая, с кем выбор мой! Стань смело здесь, где робок посвященный, По власти, мне таинственно врученной, Твое чело вяжу двойной тесьмой; В кольцо с змеями, знак инвеституры, Твой тонкий палец заключаю; меч Тебе влагаю в руку; нежность плеч Скрываю в плащ, что соткали лемуры. Пред алтарем склонись, облачена: Те две тесьмы — сиянье диадемы; Ей тайно венчаны, поэты, все мы, Вскрывает путь в огонь веков она. Те змеи, — символ мудрости предельной, Они все миги жгуче в нас язвят, Но их губительно-целящий яд Из смерти душу возвращает цельной. Тот меч — как знаменье, что жизнь тебе Прорежет сердца остро в глубоко, Что станешь ты победно одинока, Но не уступишь ни на шаг судьбе. Тот плащ, тебе сокрывши зыбко плечи, Сны отрешает от страстей людских; Отныне ты — лишь призрак для других, И для тебя — лишь призрак дни и встречи. Ты в оный мир вознесена, где нет Ни слов лукавых, ни черты случайной, И се — я, тавматург, пред новой тайной, Клоню колена пред тобой, Поэт!

30–31 августа 1920

А здесь, в уме…

В первый раз

Было? Не знаю. Мальстрёмом крутящим Дни все, что было, сметают на дно. Зельем пьянящим, дышу настоящим, Заревом зорь мир застлало оно. Прошлое сброшу, пустую одежду; Годы — что полки прочитанных книг! Я это — ты, ныне вскинутый, между «Было» и «будет» зажегшийся миг. В первый раз поле весной опьянело, В первый раз город венчала зима, В первый раз, в храмине туч, сине-белой Молнией взрезана плотная тьма! В первый раз, в первый — губ нежная влажность Губы мне жмет, я ловлю в первый раз Грудь на груди вздохов страстных протяжность, Жуть, счастье, муку закинутых глаз. В первый раз мысль, в жгучей зоркости, верит Зовам толпы, с буйством жизни слита: Строить, крушить, в битву ринуться! Перед Целью веков ниц простерта мечта. Грозы! Любовь! Революция! — С новой Волей влекусь в ваш глухой водомет, Вас в первый раз в песнях славить готовый! Прошлого — нет! День встающий — зовет!