Том 3. Трилогия о Лёвеншёльдах
Шрифт:
— Простите старика, — начал он, — за то, что я вмешиваюсь в ваши дела, господин заводчик! Но я, разумеется, слышал о вашем сватовстве к Шарлотте и хочу сказать вам, что мы здесь, в Карлстаде…
Он внезапно умолк. Одна из дочерей стояла в дверях залы, встревоженно глядя на него.
— В чем дело, Жакетта? Ей хуже?
— Нет, нет, папенька, вовсе нет. Но маменька спрашивает Карла-Артура…
— Я полагал, что он в комнате у маменьки, — сказал полковник.
— Он пробыл там очень недолго. Он вместе с другими
— Ступай к нему в комнату и погляди, там ли он, — сказал полковник. — Он, верно, пошел туда снять парадное платье.
— Иду, папенька.
Она удалилась, и полковник снова обернулся к Шагерстрёму:
— На чем я остановился, господин заводчик?
— Вы сказали, что вы здесь, в Карлстаде…
— Да, да, разумеется. Я хотел сказать, что мы здесь, в Карлстаде, с самого начала были убеждены, что Карл-Артур совершил ошибку. Моя жена поехала в Корсчюрку, чтобы разузнать, как обстоит дело, и нашла, что все это, должно быть…
Он снова умолк. Фру Аркер, замужняя дочь, появилась в дверях залы.
— Папенька, вы не видели Карла-Артура? Маменька спрашивает его и никак не может успокоиться.
— Пришлите ко мне Мудига! — сказал полковник.
Молодая женщина исчезла, но полковник был теперь слишком встревожен для того, чтобы продолжать разговор с Шагерстрёмом. Он беспокойно расхаживал по зале, пока не явился денщик.
— Скажите, Мудиг, эта далекарлийка все еще на кухне?
— Упаси боже, господин полковник. Она прибежала из залы вся зареванная и тотчас же ушла. Она не оставалась в доме ни минуты.
— А мальчик… то есть, я хочу сказать, магистр Экенстедт?
— Он пришел на кухню вслед за ней и спросил, где она. А как услыхал, что она ушла, побежал на улицу.
— Отправляйтесь тотчас же в город и разыщите его. Скажите, что полковница опасно больна и спрашивает его.
— Слушаюсь, господин полковник.
С этими словами денщик вышел, и полковник возобновил прерванную беседу с Шагерстрёмом.
— Едва только нам стало известно, как все обстоит на самом деле, — сказал он, — мы решили добиться примирения молодых. Но для этого нужно было сперва устранить далекарлийку, а затем устранить…
Полковник запнулся, смущенный тем, что высказался столь бесцеремонно.
— Я, должно быть, выражаюсь недостаточно учтиво, господин заводчик. Это моей жене следовало бы говорить с вами, уж она-то сумела бы подобрать нужные слова.
Шагерстрём поспешил успокоить его:
— Вы, господин полковник, выражаетесь как должно. И я желал бы тотчас уведомить вас: что касается меня, то я уже устранен. Я дал фрёкен Лёвеншёльд обещание приостановить оглашение, как только она этого пожелает.
Полковник встал, горячо пожал Шагерстрёму руку и рассыпался в благодарностях.
— Это обрадует Беату, —
Шагерстрём не успел ничего ответить на это, потому что в залу снова вошла фру Аркер.
— Папенька, я, право, не знаю, как быть. Карл-Артур приходил домой, но не зашел к маменьке.
Она рассказала, что стояла у окна спальни и увидела идущего по улице брата.
«Я вижу Карла-Артура! — воскликнула она, обращаясь к полковнице. — Он, как видно, очень тревожится за вас, маменька. Чуть ли не бегом бежит».
Она ожидала, что брат вот-вот появится в спальне. Но вдруг Жакетта, которая все еще оставалась у окна, воскликнула:
«О, боже мой! Карл-Артур снова убежал в город! Он лишь заходил домой переодеться».
При этих словах полковница села на постели.
«Нет, нет, маменька! Доктор велел вам лежать! — вскричала фру Ева. — Я позову Карла-Артура обратно».
Она поспешила к окну, чтобы позвать брата. Но верхнюю задвижку заело, и, пока Ева возилась с ней, мать успела сказать, что запрещает открывать окно.
«Прошу тебя, оставь! — произнесла она слабым голосом. — Не нужно его звать».
Но фру Аркер все же распахнула окно и высунулась, чтобы позвать Карла-Артура. Тогда полковница самым строгим тоном запретила ей делать это и велела немедленно затворить окно. Затем она решительно объявила, что ни дочери, ни кто-либо другой не должны звать Карла-Артура домой. Она послала дочь за полковником, желая, вероятно, дать такое же приказание и ему.
Полковник встал, чтобы пойти к жене, а Шагерстрём, пользуясь случаем, справился у фру Аркер о здоровье полковницы.
— Маменька чувствует небольшую боль, но все это было бы ничего, лишь бы Карл-Артур вернулся. Ах, если бы кто-нибудь отправился в город и разыскал его!
— Как я понимаю, госпожа полковница очень привязана к сыну, — сказал Шагерстрём.
— О да, господин заводчик! Маменька только о нем и спрашивает. И вот теперь маменька лежит и думает о том, что он, зная, как она больна, не пришел к ней, а побежал за своей далекарлийкой. Маменьке это очень больно. Но она даже не разрешает нам привести его к ней.
— Я понимаю чувства госпожи полковницы, — сказал Шагерстрём, — но мне она не запрещала искать сына, так что я тотчас же отправлюсь на поиски и сделаю все, чтобы привести его домой.
Он собирался было уже идти, но тут вернулся полковник и удержал его.
— Моя жена желает сказать вам несколько слов, господин заводчик. Она хочет поблагодарить вас.
Полковник схватил Шагерстрёма за руку и с некоторой торжественностью ввел его в спальню.
Шагерстрём, который столь недавно любовался оживленной и привлекательной светской дамой, был потрясен, увидев ее беспомощной и больной, с повязкой на голове и с изжелта-бледным, осунувшимся лицом.