Том 3. Воздушный десант
Шрифт:
«Утята» сыплют и сыплют боеприпасы, вооружают нас для больших дел. Мы все расширяем, усиливаем борьбу, можно сказать, залезли противнику в брюхо и рвем там всё. Прошлой ночью одна из наших групп подорвала эшелон с оружием, шедший к Днепру. Грохот рвущихся снарядов, бомб, мин был такой, что мы, находившиеся за несколько километров от взрыва, открывали рты и зажимали уши, чтобы не оглохнуть. А ребята, сделавшие взрыв, вернулись глухими.
Доктор уверяет, что глухота временная, скоро пройдет.
Говорят: «Разведка —
Вот сейчас по лощине, поросшей реденьким кустарником, мы подползаем к небольшой деревне. И вдруг по той же лощине идет старикашка, идет прямо на нас без всякой опаски, даже радостно, и подает всякие знаки головой, руками, чтобы не стреляли. Оружия при нем не видно. Но по воинскому уставу мы командуем:
— Стой!
А старикашка сует нам руку, лопочет:
— Здравствуйте! Я к вам. Узнал, что прилетели первые ласточки, и пошел искать. Насилу нашел. Не знаю, как назвать вас. Не осудите, если ошибусь. Здравствуйте, господа-товарищи, сынки, спасители!
Выглядит старикашка комедиантом со сцены: голова и борода красно-рыжие с проседью, на макушке большая лысина. Все кажется неестественным, приклеенным. Одет в ватную куртку и штаны с таким количеством заплат — самых разных, ярко-диких, — будто сшиты они из лоскутного одеяла. На ногах самодельные калоши, склеенные из грубых, рубчатых автомобильных покрышек.
— Хитро здоровкаешься: «Господа-товарищи». Чем-нибудь угодишь, — воркочет Арсен, оглядывая придирчиво старикашку.
А тот подхватывает радостно:
— Вот именно, вот именно так, угадал: здоровкаюсь на всяк случай.
Федька. Не перед всяким же.
— Вот именно, что перед всяким. Поклонишься — не переломишься. Оттого и жив, цел. Не гнись — не носил бы уж головы.
Арсен. Видать, жук.
Старикашка (радостно). Жук, верно, жук! И зовут Кузькой.
Арсен. До седых волос дожил — и все Кузька. (Укоризненно мотает головой.)
Кузька. Да, да. Как зачали во младенчестве кузькать, так и осталось на всю жизнь. Давно уж я и многолет и многодед, а все едино кузькают.
Антон. Фамилия есть?
Кузька. Как не быть. Пудов. И прозвище есть — Баскобай.
Антон. Что это значит?
Кузька. Вроде краснобая. Охоч я, легок на язык, баско говорю — вот и прилепили Баскобая.
Антон. Ты откуда?
Кузька. Да вот из этой самой деревни.
Антон. Что делаешь там?
Кузька. Как все протчие,
Антон. Зачем?
Кузька. Может, у него какая нужда есть.
Антон. Может, и есть. Тебе-то что до его нужды?
Кузька. Я готов услужить.
Антон. Это зачем тебе?
Кузька. Говорят, скоро везде ваш верх будет.
Мы все. Да, скоро. Наверняка. Готовь хлеб-соль.
Кузька. И я про то же. Готов услужить.
Федька. Слыхал про Арсена Коваленкова?
Кузька. Как не слыхать: про него вся округа гудит.
Федька. Вот иди к нему на пару. Будет самая хорошая услуга.
Кузька. Нет, не могу. Арсен идет напролом, ему можно: одинокий.
Арсен (горячо). И совсем не одинокий. Четверо детей.
Кузька. Дети и у меня есть. Но забота не о них: они большие, сами распорядятся своей жизнью. Я за внучаток болею, их хочу сохранить. Мне нельзя жить с шумом, с громом, напрямик, как Арсен. Мне надо маленьким ручейком, в обход, в оббег.
Мы оставили Кузьку с Арсеном: пусть побалакают два деда, — а сами отошли в сторонку посовещаться. Кузьку, конечно, надо проверить. Надежен ли? Надо прощупать, какие он может сделать нам услуги. Решили задержать Кузьку, воспользоваться им для разведки.
Командует нашей группой Антон Крошка, он же ведет всю политику с Кузькой и говорит:
— Мы согласны погоститься у тебя.
— Милости прошу! Только уж не обессудьте, угощенье будет сиротское. И впрямь сиротами живем. Война так подобрала полноспособный народ — не то что мужика, а бабу в соку, девку-невесту редко увидишь. Кто с красными ушел, кто в леса скрываться, кого в неметчину угнали. Здесь осталась старот'a, малот'a, босот'a да голот'a. Так обтрепались, так подносились, что раньше нищему подавать стыдно было, теперь сами по праздникам в люди надеваем. — Дед Кузя тряхнул своей одевкой. — Эта лохмот'a — мое выходное облаченье, дома-то носим рвань куда хлеще этой. Так что не взыщите!
— Не взыщем, — успокоил его Антон. — И ты с нас не взыщи.
— За что же мне-то с вас взыскивать?
— Говорится: в чужой монастырь не ходят со своим уставом. А мы во всяк монастырь ходим только со своим уставом. И к тебе пойдем со своим.
— Как вам угодно. Только не обижайте нас. И без того так обижены! Эх! — Кузька смахнул слезу.
— Не обидишь нас — не обидим и мы. Не обижать идем. — И Антон резко повернул разговор. — Немцы в деревне есть?
— Когда уходил, не было.